Самуил Шатров - Кое-что о Васюковых

С тех пор он приходил к Саложенковым каждый день и даже приносил с собой завтрак, чтобы зря не бегать в столовую и не терять драгоценного времени. Он сразу же приступал к работе — выпытывал у старухи, как она относилась к крепостному праву и питала ли она классовую ненависть к своему помещику, и какое впечатление произвела на нее Крымская война, и что она думала о Портсмутском мире, и помнит ли о<���на Родзянко.

Так он мытарил ее изо дня в день, пока старуха не послала его к черту. Но Голубецкий не обиделся, а только сказал, что ученым и не то приходилось терпеть во имя науки, и он продолжал тянуть из нее душу. Тут старуха не выдержала и призналась, что ей всего шестьдесят пять лет и что она не знает, кто такой Родзянко, и что всю жизнь она торговала рыбой. Голубецкий как пуля вылетел из комнаты. Сгоряча он побежал к прокурору: дескать, его обманули, он зря написал половину диссертации и требует, чтобы саложенковскую старуху привлекли к уголовной ответственности. Прокурор подумал и сказал, что это редкий случай, когда женщина добровольно завышает себе возраст. Дескать, под такой случай даже не подберешь статьи…

Так или иначе, из-за Голубецкого и его диссертации Саложенков потерял квартиру. Вот что бывает, когда без спроса заглядываешь во внутренний мир человека.

Тетя Настя замолчала, а папа сказал

— Все это похоже на правду. Но я не аспирант, и мне не нужно писать диссертацию.

— Все же объясни, — спросила мама, — почему вдруг сыр-бор загорелся из-за Петиного внутреннего мира?

— Я думаю, — ответил папа, — что у них сейчас такая кампания. РОНО дало команду заглядывать во внутренний мир, вот они й заглядывают! Но мне это не нужно. Я как-нибудь и без гороно разберусь, что к чему.

— Еще бы! — сказала мама. — Не хватало еще изучать Петин внутренний мир.

— Я и без изучения знаю, что в нем творится.

— Вы всегда все знаете, — вдруг заговорила Лялька. — Вам всегда все ясно. Вы все прекрасно знаете!

— Какая муха тебя укусила? — спросил папа.

— Да, да, да! Вы все знаете! — закричала Лялька со слезами на глазах. — Вы знаете, что у каждого творится внутри, о чем он думает, о чем мечтает, к чему стремится! Вы всегда все знаете!

— Вот так теперь разговаривают с родителями, — сказала мама тете Насте. — Это теперь принято.

Лялька заплакала.

— Ничего не понимаю, — развел руками папа. — Что происходит? Я ее обидел, оскорбил?

— Это возрастное, — ответила тетя Настя. — У девушек это бывает.

— Не дом, а филиал канатчиковой дачи, — сказал папа. — Так и хочется надеть серый халат.

— Дня нельзя прожить без неприятностей, — вздохнула мама. — Не то, так другое!

Я тихонько вылез из-за стола. Когда мама начинает говорить про неприятности, это надолго. Во; дворе меня ждал Лешка.

— Мы начнем когда-нибудь заниматься? — спросил он.

— Не знаю, — ответил я.

— Ты что, раздумал?

— У меня неприятности…

— А что случилось?

— У меня нет внутреннего мира.

— Брось трепаться! — рассердился Лешка. — Мы будем заниматься или не будем? Знаешь, как нам от Клавы попадет!

— Ничего не попадет!

— А я думал, — сказал Лешка, — что мы станем самыми первыми учениками.

— Ладно, — ответил я, — не канючь. Мы и так способные.

— А я думал, — продолжал Лешка, — что мы будем хорошо заниматься, и все нас будут хвалить, и директор на Первое мая подарит нам книжку с надписью, и мама не будет плакать, когда я принесу табель.

— Я тоже так думал, — сказал я. — Но все думают, что мы хотим только играть в футбол.

Лешка почесал за ухом и сказал:

— А что, если сыграть?

— А мяч есть?

Мы достали мяч и начали играть на один гол. Мы играли до тех пор, пока не разбили в домоуправлении стекло. За нами погнался дворник. Мы перелезли через забор и спрятались в школе. Здесь нам попалась Танька Сабантеева. Мы немного ее побили, и она подняла такой рев, что просто стекла задрожали. Она побежала жаловаться Клавдии Николаевне, и Лешка здорово испугался. Я сказал, чтобы он не боялся. Первыми учениками мы все равно не будем, и вообще, когда у человека нет внутреннего мира, ему, как говорит тетя Настя, на все наплевать!

— Каждый должен уметь танцевать краковяк! — сказал учитель в телевизоре.

Учитель етоял в большом и красивом зале и объяснял ученикам, как приглашать даму, как брать ее за талию и каким шагом с «ей идти. Иногда показывали только ноги учителя в лакированных туфлях и полосатых носках. Ноги ходили, бежали вприпрыжку, становились на цыпочки. Ученики глядели на ноги во все глаза, и мы тоже смотрели в телевизор, и мне захотелось научиться танцевать краковяк с па-де-баском.