Самуил Шатров - Кое-что о Васюковых

— Он дал социалистическое обязательство, — сказал папа. — Если он его не выполнит, в гороно будут крупные неприятности.

Когда папа в плохом настроении, он всегда так разговаривает. И я сразу понял, что меня никуда не пустят. Я вспомнил про Таньку. Теперь она будет еще больше хихикать и всем говорить, что я лодырь царя небесного. И Клавдия Николаевна начнет меня ругать. И мне стало так обидно, что большая слеза выкатилась из моего глаза и упала прямо в тарелку. Когда мама увидела эту слезу, она сказала, что ей надо еще подумать, — может быть, меня и отпустят к Лешке. Но папа закричал, что он не станет менять своих решений. Слезы капают у меня от усталости. Я переутомился. Я, наверное, все перемены гонял мяч. Я гонял его как сумасшедший. Я гонял мяч и не думал о ботинках. А ботинок на меня не напасешься. Если бы папа был директором фабрики «Скороход», меня можно было бы обеспечить обувью. Но папа не директор. Он не знает, где взять денег. Он не ворует, не берет взяток. Он живет на заработную плату. А сегодня у него вычли четыреста рублей за командировку. Он думал, что вычтут двести, а вычли четыреста, потому что бухгалтерия что хочет, то и делает. А тут еще я лезу со своими глупостями!

Папа еще долго кричал. Я остался дома. Меня не пускали к Лешке целую неделю. Когда мы опять начали писать слова, Клавдия Николаевна опросила:

— Ну как, ты помог товарищу?

— Я не помог… Меня папа не пускает.

Танька начала хихикать и строить мне рожи, она думала, что Клавдия Николаевна рассердится, но учительница ничего не сказала.

Прошло еще два дня. Я, мама и тетя Настя-сидели за столом и ждали папу. Он опоздал на целый час.

— Угадай, откуда я иду? — сказал папа. — Никогда не угадаешь! Я был в школе.

— Петя опять отличился? — испугалась мама.

— На этот раз ничего не случилось, — ответил папа. — Клавдия Николаевна вызывала меня, чтобы поговорить о внутреннем мире.

— О каком внутреннем мире? — спросила тетя Настя.

— О Петином.

— Я что-то ничего не понимаю, — сказала мама.

— А кто понимает? — ответил папа. — Прихожу я в школу, и Клавдия Николаевна начинает разводить антимонию насчет Петиного внутреннего мира и о том, что в него надо почаще заглядывать.

— В кого заглядывать?

— Ну, во внутренний мир!

— Ты шутишь! — сказала мама. — Только для этого тебя и вызывали?

— Представь себе!

— Это просто уму непостижимо, — сказала ма-ма. Что только люди не выдумывают!

— Делать им нечего, — ответил папа, — вот они и выдумывают.

о Я знаю од^у интересную байку про внутренний мир, — сказала тетя Настя.

Может быть, ты расскажешь ее за обедом, — попросил папа, — Я проголодался, как бенгальский тигр!

Мама принесла обед, и тетя Настя начала рассказывать.

— У моего первого мужа был сотрудник, некто Саложенков, арап, каких свет не видывал. Как-то приходит он на работу и говорит, что к нему приехала бабушка из Махачкалы, «Небольшая это радость, — сказал мой бывший муж, — заполучить на свои двадцать Семь метров еще периферийную родственницу», — «Как сказать, — Ответил Саложенков, — эта старуха до некоторой степени наша семейная гордость. Ей как-никак сто сорок пять лет». Тут все стали ахать и охать и просить показать такое чудо. А культработник месткома начал даже втихомолку записывать желающих на негласную экскурсию. Вскоре в газете появилась заметка «Редкое долголетие».

После этой заметки к Саложенковым валом повалили репортеры, и бабка всем рассказывала примерно одно и то же. Дескать, родилась в год наполеоновского нашествия, и что отец у «ее был крепостной, и что у нее сохранились все зубы, и что из пищи она больше всего любит зеленый горошек и цветную капусту. Когда у Саложенкова скопился с десяток заметок, он «наклеил их в тетрадку и пошел к председателю райисполкома просить изолированную квартиру с мусоропроводом. Председатель проглядел тетрадку и сказал, что он очень рад, что у него в районе будет жить такая уникальная старуха. По счастливому стечению обстоятельств, в район переехал автор песни «Умирать нам рановато», так что вместе со старухой это будет неплохая пара знатных людей. Словом. он обещал обеспечив бабку квартирой, чтобы она могла дотянуть до нового рекорда долголетия.

Итак, все шло хорошо, пока на горизонте не появился аспирант Голубецкий. Он сказал, что пишет диссертацию о долголетии и поэтому такая старуха для него просто находка, тем более что он живет в трех кварталах от Саложенкова, Голубецкий допрашивал бабку строже, чем репортёры. Все его интересовало! и были ли у нее дети, и какое у нее образование, и болела ли она в детстве дифтеритом, и любит ли она кино? Он беседовал с ней часа четыре, пока бабка не притомилась. Но он сказал, что это только первый заход. Он учёный, и для него важно как можно глубже проникнуть во внутренний мир старухи. В этом, так сказать, вся соль. Он должен раскрыть в диссертации ее внутренний мир, все ее вкусы, запросы, чаяния, надежды и мечты.