ЛЕВ КВИН - ЗВЕЗДЫ ЧУЖОЙ СТОРОНЫ

– Сороковой.

– Ничего, потопаешь и в сорок втором. Натолкай в носки бумаги побольше. Примерь!

Шинель оказалась впору. Бела-бачи приладил узкие шнурки погонов и подвел меня к большому, почти до самого пола, зеркалу.

– Ну, каков?

Напротив меня стоял щеголеватый венгерский лейтенант. Я поднял руку, словно желая убедиться, я это или не я. Лейтенант в зеркале повторил мое движение. На его лице появилось растерянно-удивленное выражение.

Я отвернулся. Чужая шинель с чужими погонами жгла плечи.

– Кого возьмешь с собой, чтобы веселее было?

– Можно Янчи.

– А не лучше ли девушку?

– Но где ее найти?

Он прищурил глаз мудро и весело:

– Она уже ждет тебя – не дождется.

На двери парикмахерской, за стеклом, самодельная табличка: «Закрыто». Я обошел домик, постучал. Шевельнулась занавеска, дверь отворилась. Передо мной стояла Аги.

– Ой, Шани, я так тебя ждала!

– Ждала? – Горячая волна залила мне лицо. – Ты ждала меня?

– Конечно! Бела-бачи сказал, что ты будешь в одиннадцать. А сейчас уже скоро двенадцать.

Я уставился на нее. Она рассмеялась.

– Заходи! Что стал, как соляной столб… Ого! Ты уже лейтенант? Вчера солдат, сегодня лейтенант? Пойдет так дальше – через неделю будешь генералом! Есть полный резон с тобой закрутить… Садись, я быстро!

В пальто, плотно облегавшем ее стройную фигуру, в модной шляпке-чалме Аги была очень красива. Она, улыбаясь, прижималась к моей руке. Мужчины оборачивались нам вслед.

– Куда пойдем, Шани?

– На станцию. А оттуда вдоль железнодорожных путей.

– О! – она заглянула мне в лицо, я ощутил мягкий нежный аромат духов. – Там ведь аллея.

– Ну и что?

– Знаешь, как ее называют? «Дорога влюбленных».

– Какая разница?

– Но ведь мы с тобой не влюбленные.

– Пусть себе думают.

– Хорошо, – согласилась она, деланно вздохнув. – Если так нужно для конспирации…

Коренастый круглолицый немецкий майор, блеснув золотом зубов, проводил Аги восхищенным взглядом. Она повернулась, улыбнулась ему кокетливо.

– Симпатичный немец, правда?

– Тебе все кажутся симпатичными, кому ты нравишься.

– А тебе я нравлюсь? – Она смеялась.

Мне вдруг стало жарко.

– Не нужно так сильно краситься.

– Правда?

Я бросил косой взгляд на ее нежные, четко очерченные губы.

– Тебе не идет.

– Но ведь я почти не крашу… Только чуть-чуть. Если тебе не нравится, я могу стереть совсем. Стереть?.. Куда ты так побежал, я не успеваю. Или ты хочешь удрать от меня?

Я молчал…

Мы прошли станцию, кишевшую военными. Потом свернули в прямую аллею. Железнодорожная линия шла рядом, отгороженная металлической оградой.

Временами рельсы исчезали за высокими холмами шлака, похожими на гигантские черные могилы. Пронзительно, точно от нестерпимой боли, вскрикивали паровозы.

– Это и есть «дорога влюбленных». – Шагов Аги не было слышно, песок делал их бесшумными.

Ограда перешла в сплошную гладкую стену из желтого кирпича, довольно высокую и утыканную сверху зацементированными бутылочными осколками. Неподходящее место!

– Ах да! – вроде бы вспомнив, неожиданно воскликнул я; получилось довольно фальшиво. – Спасибо тебе за привет.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Какой привет?

– Черный передал.

Она фыркнула презрительно.

– Тоже мне нашелся передатчик! Нахал такой! Да я с ним и говорить не стала. Швырнула пакет и вытурила.

Черный наврал! Черный все наврал!

– Он что… Опять?.. – Я смотрел прямо перед собой.

– Что? – не поняла она. – А-а… Нет, на этот раз он был смирный, как ягненок. Но я их знаю! «Звездочка моя», «розочка моя», «сердечко мое», а потом начинают заламывать руки.

– Он не так уж виноват. У него страшная жизнь – ты не знаешь.

– А у меня какая жизнь – ты знаешь?

В голосе у нее прозвучала необычная горечь. Я сразу вспомнил гневную вспышку, тогда, в воротах. – «Гады! Все вы гады!»

– Ты ничего не говоришь.

Она и теперь не стала рассказывать. Потихоньку высвободила руку и пошла рядом, думая о чем-то своем.

Мы долго шли молча. А потом, когда она снова взяла меня за руку, у меня возникло ощущение, словно я знаю ее уже много-много лет. Почему-то казалось, что точно такое же чувство испытывает и она.

Стена неожиданно кончилась, рельсы пробегали недалеко от аллеи, отделенные от нее кустарником и довольно широкой канавой с отлогими боками. Чутье подрывника подсказало мне, что следует внимательно осмотреть это место.

Я остановился. Мы находились еще в городе, но дома начинались лишь метрах в двухстах от аллеи. А с другой стороны железнодорожного полотна высилась насыпь, обнесенная сверху забором.