– С детонаторами проще, – сказал Фазекаш, не сводя с меня восторженных глаз. – Раздобудем в нашей заводской котельной. В угле попадаются.
– Из шахт: там рвут уголь взрывчаткой, – пояснил Янчи. – Кочегары выбирают, да, видно, неполностью, иногда палят… Я как-то забежал, так при мне два разочка в печи стукнуло.
Черный вдруг стремительно вскочил.
– Бела-бачи, пошлите меня! Все принесу – и порох, и вату, и детонаторы.
Бела-бачи крутнул головой, потер ладонью подбородок:
– Нет, Черный, ты парень ненадежный. Забежишь еще в чарду опрокинуть стаканчик.
– Нет, честное слово, нет! Я только на завод за детонаторами – и обратно.
– А порох?
– По дороге захвачу, на поселке. Он у меня там припрятан.
– Готовился втихомолку? – крутой лоб Бела-бачи прорезали сердитые морщины. – Анархист чертов! Всех нас под монастырь подведешь своими выходками. Ведь сказано же: все акции только по решению руководства.
– А что я делал? Что? Собирал – и все! Собирать ведь не запрещено? И вот видите, как пригодилось! Что бы вы теперь делали без моего пороха, а?
– Хитер! – Бела-бачи погрозил пальцем.
Черный просиял:
– Значит, иду?
– Со мной вместе.
Они быстро собрались. Я отдал Черному бумагу из госпиталя. Он прочитал фамилию, хмыкнул:
– Значит, теперь уже не ты, а я Орос – русский!
– Осторожнее на мосту, – предупредил я. – Там жандарм видел справку. Мог запомнить.
– Скажите пожалуйста, жандарм! Да я их всех так за нос вожу – тебе и не снилось.
– Слушай, Черный, не вздумай… Эти твои штучки!
– Бела-бачи, я дал слово! – Черный театральным жестом приложил ладонь к груди. – И потом, вы же будете рядом, возьмете за ручку… Слушай, – он снова обратился ко мне все тем же шутливым тоном. – Куда мой костюм подевал? Такой костюмчик! Имей в виду, если ты его пропил – не рассчитаешься.
Только теперь я вспомнил о пакете.
– Ох, он ведь там остался, – повернулся я к старику.
– У Аги?
– Да. Был мне вместо подушки.
Черный схватил меня за рукав.
– У нее ночевал?
Глаза его бешено сверкнули. Мне показалось, он сейчас ударит. Я вырвал руку и поднял ее, инстинктивно защищаясь. Но он не ударил. Лишь громко втянул носом воздух и сразу выдохнул, коротко, сильно, словно всаживая топор в дерево.
Никто ничего не заметил. Бела-бачи у двери что-то наказывал Фазекашу, Янчи возился с обогревателем, перетаскивая его поближе к нарам.
– Ты что? – тихо спросил я, опуская руку.
Черный не ответил, повернулся резко:
– Пошли, Бела-бачи.
Дверь со скрипом отворилась. Бела-бачи вышел первым, Черный за ним. Закрывая дверь, он снова посмотрел на меня. И опять как на злейшего своего врага.
Ого! Черный ревнует меня к Аги! Но почему? Неужели любит? Видно, начало роману иногда кладет не поцелуй, а пощечина.
А кто же он все-таки, этот Черный?.. Я втянул в разговор о нем усатого Фазекаша и Янчи. Оказалось, они оба знают Черного уже несколько лет, после того, как он приехал сюда из Ваца.
Опять Вац! Странное дело, сегодня я слышу о нем уже второй раз.
– А что он там делал?
Фазекаш изобразил пальцами решетку.
– За что?.. Воровство? – поразился я: замысловатый жест Фазекаша можно было понять только так.
– Сейчас расскажу… Только ты ему – ничего! Он не любит, когда напоминают…
Биография Черного началась в сточной канаве возле казарм Марии-Валерии – деревянных бараков, в которых среди невообразимой грязи находили приют нищие пасынки богатого и пышного Будапешта.
Прямо из зловонной канавы он попал в сиротский дом на окраине, самый голодный и самый холодный из всех голодных и холодных сиротских домов венгерской столицы. Питомцы здесь жили по волчьему закону: либо ты меня, либо я тебя. Так же, как и в животном мире, здесь господствовал естественный отбор: хилые вымирали, более крепкие, выжив, вступали в постоянную, никогда не прекращавшуюся схватку с воспитателями и друг с другом. Никто не щадил их, и они никого не щадили. Когда у волчат вырастали острые клыки и цепкие когти, их пинком выбрасывали из сиротского дома.
Подготовленные таким образом к большой жизни, многие из них быстро находили дорогу в уголовный мир. Черный тоже попрошайничал, воровал, потом вместе с двумя взрослыми ворами попался во время налета на квартиру. Парню тогда еще не было шестнадцати, и суд оказал ему милость, приговорив только к четырем годам тюрьмы.
Дальше все должно было идти по проторенным путям: срок, свобода, новое преступление, снова срок, снова свобода… И так до тех пор, пока Черный, как злостный неисправимый рецидивист, не получил бы пожизненную каторгу или, если бы ему особенно не повезло, намыленную веревку на шею.
Читать дальше