Феликс Кандель - Зона отдыха

Вот намылились мы вечером в "Семь дорог". Ребята собрались, Серёгу в отпуск провожать. Только смена кончилась, мастер бежит, черт одноглазый – "Пусто-один". Бежит, руками встряхивает:

– Вам, ребятки, остаться! Вам, золотые, сверхурочно!

Мастер у нас – хлопотун, труженик, дурак дураком. Всё делает, и всё не так. У него образования – пять классов на троих. У него стаж – сорок лет на одном месте: хрен ты его выгонишь.

– Ребятки, оставайтесь! Золотые, сборка стоит!

– Да пошел ты, Макарыч, со своей сборкой.

– Ребятки, голову с меня снимут! Хорошие мои, не подведите!

– Снимут так снимут. Чужая беда не дерёт.

Он – к начальнику. Он – к Наум Аронычу. Бежит, руками трясет. Мы тут скорей, скорей – станок убрать да смыться вовремя.

У него смоешься.

– Снегирёв, – говорит печально, – ты куда идёшь, Снегирёв? Куда ты идёшь, Маслов?

– Домой, Наум Ароныч. Отработано.

– Отработано, Снегирёв, отработано, Маслов. Но надо еще. Еще надо. Не мне, Снегирёв. Родине, Маслов.

– Наум Ароныч, дело у нас.

– Я тебя прошу, Снегирёв. И тебя, Маслов. Два часа. Всего два часа. Сам не уйду, сидеть буду. Надо, ребята. Ей-Богу, надо.

– Наум Ароныч, да мы выпить намылились.

– Понимаю, Снегирёв, Понимаю, Маслов. Кончите работу – ко мне в кабинет. Каждому по стакану.

– По два, Наум Ароныч.

– По два, Снегирёв. Только сделайте.

И делали. Как вломим – стружка в потолок! А он тоже не уходит. Тут стоит. Беседует.

– Снегирёв, – говорит, – Снегирёв... Вот я гляжу, Снегирёв, на людей и не понимаю людоедов. Плохой у них вкус.

А Полуторка ему:

– Я дурак, Наум Ароныч. Истинно дурак. Это я пацаном умный был, а потом всё слабже головой да слабже. Идиотом, видно, помру.

– Что же нам делать, Снегирёв? Что с тобой делать? Может, Бога тебе вернуть, Снегирёв?

– Бога, Наум Ароныч, не вернешь. К Богу дорожка заросла.

– А ты протопчи, Снегирёв, ты ее протопчи.

– Без бутылки, Наум Ароныч, не протопчешь. А с бутылкой и топтать незачем: сиди – пей.

– Замкнутый круг, Снегирёв, вся наша жизнь замкнутый круг. Может, тебе, Снегирёв, хозяина вернуть?

– Хозяина, Наум Ароныч, тоже не вернешь. Он, хозяин, и сам сюда не пойдёт. Побоится. А и вернешь – мы по дурости опять скинем.

– Что же тогда будет, Снегирёв, что будет?

– А что есть, то и будет. День прошел – и ладно.

– Неладно, Снегирёв, ой, неладно. Жизнь не по резьбе пошла, Снегирёв, нитку рвем.

– Да уж порвали, Наум Ароныч, куда дальше? Голова говорит мне: возьми четвертинку. Я беру. Возьми еще, говорит. Я еще. Теперь поллитра, говорит. Беру. Теперь литр. И литр беру. Дурак, говорит голова, вот и напился.

– Я это слышал, Снегирёв. Это анекдот.

– Анекдот, Наум Ароныч. Так он про меня.

И станок выключает:

– Шабаш, Наум Ароныч, с вас причитается.

Тот побегает вокруг, побегает:

– Пошли в кабинет, Снегирёв, пошли, Маслов.

Сейф откроет, бутыль достанет, два стакана на стол.

– И вы с нами, Наум Ароныч.

– Я, Маслов, первую пропускаю. Такое у меня правило.

– Как знаете.

Первую выпили, он опять наливает.

– Хорошо тебе, Ароныч. Спирт под боком: пей – не хочу!

– А я не хочу, Снегирёв. Я, Маслов, и вторую пропускаю. Такая у меня привычка.

– Ты какой-то не наш, Ароныч.

– Наш я, Снегирёв, наш. Это я к спирту не наш.

– Я и говорю: какой-то ты не наш. Чем живешь – неясно. Помирать станешь – без бутылки и вспомнить нечего.

– Я, Снегирёв, перед смертью тебя вспомню. Мне и того достаточно.

Выпили мы по второй – и бегом, в проходную. А ребята еще там, в "Семи дорогах". Гудят на Серёгиных проводах! Мы и в цеху выпили, и со своими добавили. Вот это мужик! Хоть и не наш, а понимает! Евреи тоже разные бывают. И у курицы сердце есть. Бог и жидов манной кормил.

А через месяц – беда. Сгорел наш Полуторка. Ни на чем сгорел. Полыхнул синим пламенем. Был – и нету.

Утром приходим в цех, мастер бежит, черт одноглазый – "Пусто-один".

– Ай! Идите! Ай! К самому!

– Макарыч, а Макарыч, чего шестеришь?

– Ой, ребятки! Ой, в кадры! Срочно!

Идем. Полуторка, Серёга, Колюня с Иваном да я. Вся гопкомпания.

Заходим к начальнику. Сидит за столом будка: френч на нем, галифе, сапоги хромовые. Глаз стеклянный, зуб железный. В кармане ручек понатыкано. Хрен знает, откуда его прислали. Но дух в кабинете – портяношный.

Сидит будка за столом и не моргает. Моргнешь – враг проскочит. А на стене плакат самодельный: "Чекист начеку – шпион в тупику!"

– Здрасьте, – говорит, – граждане рабочие.

– Здорово, – говорим, – коль не шутишь.