Елена Соковенина - До Бейкер-стрит и обратно

- А главное, каждый должен заниматься тем, что он любит, - добавил Д.Э. Саммерс.

- Но, - беспомощно спросила графиня, - а как же деньги? Ведь у меня ничего не получилось! Самолет поднялся в воздух.

Мое возвращение домой оказалось совсем не таким, как представлялось. Это было ужасно. Утешало – и абсолютно всерьез – только одно: все живы. Долги графа, оставленный бабушке с дедушкой сын и полное безденежье – все смешалось с один бесконечный кошмар. Потом в доме отключили воду и электричество, и сиятельная, но совершенно бестолковая чета вернулась в родовой замок графини, 46 кв. м., где к тому времени уже жила мать графа. Ободранная ванна, тоскливые обои, в которые въелся запах кухни – и полная невозможность хоть на минуту остаться одной. Графиня сцепила зубы и продолжала писать. «У меня есть граф, – думала она, – и Светозар Чернов. Как сказал бы Остап Бендер: сальдо в мою пользу.» Часть дня только уходила теперь на переписку с редакциями и еще больше – на некий смутный нахальный план, который бы позволил жить в любимом времени, заниматься любимым делом и этим, по возможности, зарабатывать.

Это было нагло, тяжело и безденежно, но меньше графиня не могла. Скоро граф отбыл в Петербург, из Петербурга в Белгород, из Белгорода – в Москву.

- Пан Поберовски, планы меняются. Мы не едем в Германию. Мы едем в Россию.

Со дня на день ее сиятельство ждала сигнала собирать вещи, и только это придавало ей сил. Тем временем попутный ветер принес идею, людей, согласных помочь, и возможности: печать по требованию. Нужное время, нужное место – все, как положено ловцу удачи. Атеистка-графиня осенила себя трусливым крестом и объявила в своем блоге подписку на первую часть романа. Заваленный работой пан Поберовски писал бесконечные извинения: графинюшка, простите, я опять не успел. «Подите к бесу, – бормотала графиня, всеми силами стараясь не приставать с глупостями, – Вы и так сделали столько, сколько не сделать никому!» Текст уже ушел в верстку, а он все сокрушался:

- Я иногда чувствую себя виноватым, графиня. Честное слово. У меня возникает ощущение, что я, вмешавшись полгода назад в Ваш творческий процесс, в значительной мере задавил своей пристрастностью ко всяким историческим мелочам Вашу склонность к импровизации.

- Немножко, пан Поберовски. Я в самом деле увлеклась. От новизны ощущений и еще потому, что бытие определяет сознание. Так получается достовернее. А что равновесие временно пропадет – Вы сами предупреждали, и я согласилась. И, помоему, как раз сейчас все начинает становиться на свои места – по крайней мере, мне уже вторые сутки выдумывается.

- Я не люблю Питера Акройда, но он как-то очень хорошо выразился: “я теперь знаю так много, что могу выдумывать правду”. Мы с соавтором с какого-то момента стали именно так ощущать себя. И я очень хочу, чтобы Вы освободились от прямой зависимости от рекламы (в первую очередь) и от моего занудства – и смогли писать в полную силу.

- Пойду, подергаю белые нитки, пан Поберовски.

- Подергайте, Ваше Сиятельство, а я спать пойду.

Спустя минуту графиня, вычищавшая из текста лишнюю рекламу, не выдержала:

- «Лед прекрасного размера» покорил мое сердце, – написала она, уговаривая себя, что консультант все равно увидит сообщение только завтра.

- Какой лед? – немедленно появился Светозар Чернов.

Того же 30-го марта, спустя полчаса, он написал:

- Все графиня, подсчет стульев, на которых надо одновременно сидеть, вывел меня из равновесия. Пойду я лягу, так хоть меньше вероятности, что упаду.

- Не падайте, пан Поберовски, нельзя. Сколько же у Вас стульев?

- Я насчитал восемь на текущий момент. Где найти такую жопу, чтобы все эти стулья заняла? И ведь ни от одного не откажешься по разным причинам. Хотя вроде даже от переиздания книжки отказался…

- Как отказались, зачем?

- А зачем мне переиздание «Бейкер-стрит»? Разве Вы сейчас согласились бы на издание Вашего романа по состоянию, скажем, на июнь прошлого года? Даже если бы Вам заплатили за это достаточно денег, чтобы тезис «любимое занятие должно приносить доход» оправдался?

- Да вот еще!

- Я не хочу переиздания. Я хочу новую книжку. «Энциклопедию викторианства» с огромным количеством картинок. Я ее готовлю по мере возможности. А «Бейкерстрит» мне не интересна.

В уже готовую верстку отсылались десятки страниц правок. Уж не знаю, как, но верстальщик Оля, героический человек, терпела все это, невзирая на отсутствие платы за работу.