Юрий Красавин - Валенки

То есть, вставши поутру, топит печь, что-нибудь варит и печет… встречает с работы, собирает на стол. Пусть то же, что и у него на столе: вареная картошка, пареная свекла, щи из крапивы — что угодно! — но это именно ею сваренная картошка, ее пареная свекла и репа. Ведь это же… это же какое счастье — идти к своему дому и знать: он не пустой, в нем есть человек, который тебя ждет.

И кто на свете живет один? Даже воробей находит себе пару и вьет гнездо в соломенной крыше. Вдвоем хорошо, а одного замучит тоска: впереди долгая зима…

Впервые придя в голову, эта мысль не ушла тотчас, как случайная гостья, а все более укреплялась, будто пересаженное откуда-то дерево пускало корешки, расправляло веточки. Федя уже прикинул, что, выдавая замуж свою дочь, Егор Казаринов не поступит так, что вот, мол, тебе, Тамара и все. Он даст за ней приданое. Не об одежде речь, одежда само собой, а вот по хозяйству что-нибудь… Например, теленка или пару овец… Или хотя бы десяток кур.

И теленка этого, и овцу с ягненком или двумя, и куриц с петухом мысленно поместил Федя на своем дворе, и все пришлось к месту, будто двор того и ждал.

Во все последующие дни Федя часто улыбался, а иногда смеялся невпопад, удивляя своих приятелей, если те оказывались рядом.

— Ты чего? — спрашивал Задорный или Костяха сердито. — Смешинка в рот попала?

— Да так…

Прошла неделя — шальная мысль не давала покоя. И он решился: попросил у Костяхи велосипед съездить в Лари.

— Не дам, — сказал тот, даже не спрашивая, зачем да почему.

— Ну, пойми ты, позарез нужно…

— Не дам же, сказал!

Пришлось признаться:

— Сватать еду, понимаешь? Нельзя мне пешком, самое бы лучшее — на велосипеде.

— Кого сватать? Кому?

Костяха даже поглупел от недоумения, вид у него был дураковатый: он не поверил. Пришлось уговаривать, убеждать, просить… и только потом, наконец, уразумев суть дела, долго смеялся, но велосипед дал. Просто из интереса, должно быть: что получится.

Все вышло так, как жених и запланировал: приехал средь бела дня, прислонил велосипед к ветле, как раз под окнами Казариновых — знакомая черная собака зарычала на него от крыльца, но не встала, продолжала лежать. Отряхнув штанины от пыли, солидно пригладил волосы, оглянулся — в окне маячило чье-то лицо, но не Тамарино, а, кажется, бабки ее. Вошел, уже самого себя не чувствуя, в каком-то онемелом состоянии, но в полной решимости сделать так, как задумано. То была решимость человека, готового на все.

Встал у двери, солидно кашлянул, сказал:

— Здравствуйте.

Отец Тамары лежал на кровати и курил. Босые ноги его с грязными ступнями свешивались к полу. Маленький парнишка, Тамарин братик, играл с котенком посреди избы, он удивленно уставился на Федю. Знакомый стульчик с дыркой в сиденье стоял возле голбца.

Тамара как раз вошла в избу, внесла ведро воды, надо полагать, ходила на колодец. Как это он ее на улице-то не видел! То была большая его оплошность: надо было сначала с нею словом перекинуться. Она бросила на него то ли изумленный, то ли испуганный взгляд и прошла на кухню, что-то там зашептала, а бабкин голос возразил ей уже погромче.

— Мне поговорить, — сказал Федя Тамариному отцу, не слыша собственного голоса, и повторил: — Поговорить надо.

Маленький мальчик встал с пола и поковылял на кухню.

— Говори, — сказал хозяин, будто разрешил. — Но дров нет, колоть нечего.

— Разговор серьезный, — сказал Федя, мгновенно разозлясь: не будет же он вот так, стоя у порога, — ему лежачему. Так не делается.

Пожалуй, эта злость помогла ему, он овладел собой.

— Ну, если серьезный, тогда пожалуй под перед, гость дорогой.

Хозяин сказал это с коротким смешком, встал с кровати, ткнул окурок в цветочный горшок, сел к столу, кивнул: садись, мол. Федя сел и брякнул:

— Я сватать пришел.

Хозяин ошалело молчал.

— Кого? — спросил он недоумевая.

— Тамару, — голос Феди сразу охрип.

— Егор! — крикнула с улицы Тамарина мать, — ты все еще разлеживаешься?

Лицо ее в надвинутом на глаза платке показалось снаружи в окне.

— Я не лежу, а сижу. Тут вот человек пришел… с серьезным разговором. Беседуем.

Он коротко выдохнул из себя воздух, явно задавливая смех.

— Иди, звали же тебя, — гневно сказала жена. — Там люди ждут.

— Ты зайди, тут сватать явились, — сказал ей хозяин.

И как раз в эту минуту из кухни Тамара вышла, явно полюбопытствовать, что это отца так развеселило. Она, небось, не слышала, что сказал Федя, поскольку бабка там ей что-то выговаривала.