Киран Десаи - Наследство разоренных

— Часто? — Мурашки ползли по коже.

— Часто, часто. Все время. Р-р-р-р-р! Все время рычали в лесу. Сам слышал. А утром следы у реки, иногда у самых палаток.

Повар восхищался своими рассказами, веря им все больше и больше.

Полиция обыскала хижину повара, разбросала письма Бижу.

— Что ж, это их работа, — вздыхал повар. — Дело-то серьезное…

Серьезность дела подтвердил визит в Чо-Ойю шефа управления местной безопасности в сопровождении свиты из трех вооруженных полицейских.

— Преступники пока не обнаружены, но вы не беспокойтесь, сэр. Мы справимся с возмутителями спокойствия. Мы уничтожим заразу в зародыше.

— Мой отец тоже был большой шикари, — разглагольствовал он позже, за чаем. — Я его упрекал, что, не будь он таким заядлым охотником, он бы оставил немножко живой природы и нам, ха-ха-ха…

Смех его заставил бы покраснеть лакмусовую бумажку.

— Да, судья-сахиб, вы с ним были великие шикари, леопарды да львы… А сейчас идешь по лесу, и разве курица сбежавшая откуда-то вдруг выскочит…

Никто его шутке не рад. Перестарался, что ли?

— Не беспокойтесь, преступники будут обезврежены. Они используют проблемы Бутана и Ассама. Они оскорбляют чувства таких людей, как мы с вами. Не уважают никого, даже самих себя… Подрывают нашу экономику.

Он повернулся к Саи:

— Три кита нашей экономики: чай, дерево, туризм! Большое ЧДТ!

Покидая Чо-Ойю, остановился перед цветущим вьюнком.

— Прекрасный цветок, судья-сахиб. Смотришь на него и понимаешь, что Бог есть.

Пассифлора, страстоцвет — причудливое создание, полуцветок, полуактиния, пурпур, белизна, чуткие щупальца — действительно достаточное основание для веры.

— Я в Калимпонге стал страстным садоводом, привязался к своим цветам, как к детям.

Тут любитель природы сменил тон:

— Если что-нибудь случится, дайте знать. Не думаю, что на вас еще раз нападут, но все-таки…

Он энергично прыгнул в джип, водитель энергично осадил машину за ворота, энергично взревел двигатель — укатили.

— Может, найдут, — неуверенно начал повар.

— Ничего они не найдут, — отрезал судья.

Саи ничего не сказала, потому что думала о Джиане.

Через несколько дней полиция нашла виновного. Непросыхающий алкоголик, вечно пьяный нищий валялся, как всегда, на обочине неподалеку от рынка. Его с почетом доставили в участок, бросили на пол, связанного по рукам и ногам. Постояли над ним. Насмотрелись. И принялись выколачивать истину. В борьбе за истину выбили преступнику зубы, переломали ребра. Вопли разносились по округе, но вопли не те, неправильные вопли. Пьяница нагло утверждал, что ни в чем не виноват, и любой желающий, подойдя ближе к участку, слышал, что он никаких ружей не крал, давно ни в какие дома не заходил, даже в свой собственный.

Вопли его знаменовали все те же эпохальные изменения жизни обитателей склонов.

— Простите! Я не виноват, но простите, простите, простите меня!

Полиции, однако, нужно было практиковаться, укреплять мордобойные группы мышц в ожидании грядущих событий.

Пьяница выполз из участка на своих ногах, белками невидящих глаз обвиняя весь мир в своих злоключениях. Окружающий мир жался, старался сделаться незаметнее и утешался лишь тем, что пьяница не замечал его смущения. Он утешал свои скорби и печали все тем же целебным средством.

Мистер Айип, продавец газет, потряс перед носом экземпляром «Индия эброд».

— Ты не из Даржилинга, парень? Там у вас такое творится…

— Что случилось?

— Непальцы затеяли беспорядки. Беспокойная публика.

— Забастовки?

— Еще хуже, бхаи, пальба на склонах.

— Да ну?

— Давно уже началось. Ты что, не слышал?

— Нет. Давно писем не получал.

— Почему?

Почему нет писем? Плохая погода, всегдашняя индийская расхлябанность…

— Надо выгнать этих мерзавцев в Непал, — нашел решение мистер Айип. — Бангладешцев в Бангладеш, афганцев в Афганистан, мультани в Пакистан. Домой, домой: в Тибет, в Бутан…

— И нас выгнать?

— Ха! Эта страна — другое дело. Как бы они тут без нас справились?

Бижу вернулся к работе. В нем крепла уверенность, что отец умер. Судья не знает, где его найти. Да и не станет он искать, плевал он на своего повара и на его сына.

На следующий день Бижу не выдержал. Выскочил из кухни и купил двадцатипятидолларовый номер у придурка, торчавшего у телефонной будки и подслушивавшего коды звонивших. Код некоего ничего не подозревавшего мистера Онопулоса.