Киран Десаи - Наследство разоренных

— АЛЛО! АЛЛО!

— ПИТАДЖИ, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?

Снова провал…

Биип, биип, бип-бип-бип-бип… Хр-р-р-р-р — телефон запищал, захрюкал и замер, отбросил их в стороны друг от друга.

— АЛЛО! АЛЛО! — надрывается повар над трубкой.

— Алло, алло, — расстраиваются родственники сторожа.

Повар дрожащей рукой кладет трубку на аппарат.

— Может, он снова позвонит, — предполагает сторож.

Но телефон молчит. Лишь лягушки стрекочут в зарослях.

Даже попрощаться как положено не удалось. В конце концов, даже обычная фраза может передать родственное чувство.

— Наверное, что-то с линией.

— Да, да, да.

Конечно, с линией всегда что-то случается.

— Бижу толстый приедет. Говорят, они оттуда все толстые приезжают, — пытается утешить повара жена сторожа.

Разговор не рассеял беспокойства Бижу. Наоборот. Да и разговора-то никакого, одни обрывки стандартных фраз, телеграфные строчки, выкрикнутые в трубку. Связь между их жизнями оборвалась, осталась лишь надежда на существование этой связи. Взгляд Бижу оторвался от трубки и скользнул по стенкам кабины, заляпанным жвачкой, замаранным обычными FUCK-SHIT-COCK-DICK-PUSSY-LOVE-WAR, изрисованным кривыми свастиками и пряничными пронзенными сердцами.

Остаться в Нью-Йорке — и простись с надеждой увидеть еще хоть раз своего питаджи. Так всегда бывает: десять лет, пятнадцать, приходит телеграмма или раздается звонок, родители умирают, дети опаздывают. Даже если не умирают, то все равно опаздывают, обнаруживают, что родители похожи на старые фотоснимки так же, как похожи на них негативы. Проходит радость встречи, и приходит сознание утраты. Связь разорвана, любовь исчезла, ибо оказалась всего лишь привычкой, забытой за годы разлуки. За эти годы выработалась другая привычка — к отсутствию. Вернувшиеся обнаруживают только фасад. Так Чо-Ойю выеден термитами изнутри.

Они там все толстеют.

Повар знал, что там все толстеют. Все здесь это знали.

«Ты, наверное, растолстел, бета, как все в Америке?» — спросил повар в одном из писем, отступая от обычного делового тона.

«Да, растолстел, — написал Бижу в ответ. — Я в десять раз толще, чем был».

Он смеялся, когда это писал. А как смеялся повар, когда это читал! Он свалился на кровать и замахал ногами в воздухе, как таракан.

— Да, — повторил Бижу. — Да, в десять раз толще.

Но он не смеялся, когда пошел в пенни-лавчонку покупать рубашку и выяснил, что ему подходят только рубашки для детей. Лавочник, родом из Лахора, сидел на высокой стремянке в центре, следя, как бы кто чего не стибрил. На Бижу он сосредоточился сразу же, как только тот вошел. И больше не спускал с него взгляда. Бижу почувствовал себя виноватым. И хотя ни в чем он не был грешен, каждый бы решил иначе, ибо каждому видно было, что Бижу в чем-то виноват.

Не хватало ему Саида. Хоть разок еще взглянуть на эту страну его глазами, увидеть все в розовом свете.

Бижу вернулся в кафе «Ганди». Отсутствия его никто не заметил.

— Все смотрим крикет! — объявил Хариш-Харри. Он принес фотоальбом, чтобы показать персоналу снимки купленного в рассрочку блока в кондоминиуме. Тарелку спутниковой антенны он выставил на середину газона, несмотря на то что правила кондоминиума требовали скромно приделать ее к боковой стене.

— Расизм! — завопил Харри. — Как я смогу принимать индийские каналы?

Его оставили в покое.

Теперь одна забота: дочь. Жена друга и конкурента, мистера Шаха, подцепила ей жениха где-то в Оклахоме, посылая туда кебабы Галавати ночной экспресс-почтой.

— Какие-то дехати из кукурузной глубинки, — ворчал Хариш-Харри жене. — А посмотрела бы ты на этого парня! Настоящий луту. Такому только двери вышибать.

— В прежние времена девушки старались выглядеть прилично, — поучал он дочь. — Валяешь дурака в молодости — как бы позже плакать не пришлось. Смотри, потом приползешь в слезах к престарелым родителям…

Все образуется, уверяли сахибы службы правопорядка. И не ограничивались пустыми словами. Вопли из полиции раздавались все чаще. То одного схватят, то другого; обработают должным образом, выпустят (не кормить же дармоеда за счет государства).. мало ли в городе безответных бродяг! Но эти мудрые, продуманные шаги почему-то не способствовали торжеству мира и покоя. Как будто даже наоборот.

Однодневная забастовка.

Двухдневная.

Трехдневная.

А вот и на всю неделю.