Валентина Соловьева - Варежки

— Ну что ж… Выходит, я напрасно злоупотребил вашим внимание. Извините. До свидания.

Он слегка поклонился и вышел. В его движениях все еще чувствовалась военная выправка, но плечи бессильно обвисли и худая жилистая шея нелепо торчала из широкого мехового воротника пальто.

Светка язвительно усмехнулась, пытаясь прогнать некстати нахлынувшую жалость. Как трогательно! Решил облагодетельствовать бедную девочку, спихнув на нее своего беспутного сына-алкоголика. Нашел дуру! Видать уж так приперло, что дальше некуда…

Но Димка… Надо же — спился. Кто бы мог подумать. Но что ей за дело до него? Своих забот хватает.

Она подсела к огню и задумалась. Как там Милочка, тетя Вера? Гриша должен вернуться через три дня. К тому времени она уже будет дома. Вот и нет больше бабушки. Оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с этим городом… Ее невеселые размышления были прерваны громким стуком в дверь.

— Светка! Мне сказали, что ты приехала. Я хочу тебя видеть, Светка! Открой!

“Димка? — обмерла она. — Этого мне только не хватало”.

И не двинулась с места.

Он еще долго барабанил, орал, пытался высадить дверь. Наконец стих.

Подождав немного, Светка выглянула в коридор. И чуть не споткнулась обо что-то, лежавшее на полу. Это был Димка. Он спал на коврике возле порога. Светка нагнулась, потрясла его за плечо. Димка шумно рыгнул. В лицо пахнуло перегаром. Рядом с ним на полу валялась пустая бутылка из-под дешевого вина.

Светка постояла несколько секунд в замешательстве. Что с ним делать? Заволочь в комнату? Но вдруг он проснется, начнет буянить, приставать… Оставить тут? Так ведь замерзнет. Зима все-таки.

Ладно. Она притащила подушку, подсунула ему под голову. Накрыла одеялом. подоткнув со всех сторон. “Прости, Димка. Это все, что я могу для тебя сделать”.

И уже возвращаясь в квартиру, заметила на двери полу стершиеся, но еще различимые буквы: “Светка… позвони…” И цифры внизу.

Та самая надпись, которую они с бабушкой безуспешно пытались когда-то соскоблить и закрасить.

Перешагнув через Димку, она спустилась вниз к телефону-автомату, набрала номер.

— Это квартира Зиновьевых? Вас беспокоит Света. Дело в том. что Дима спит у меня под дверью. Он пьян. Вы не могли бы его забрать? Я боюсь, что он замерзнет.

— Спасибо, — раздался ровный, ничего не выражающий голос Димкиного отца. — Мы подъедем через несколько минут.

Со спокойной совестью она вернулась домой. Услышала, как остановилась машина под окном, потом шум на лестнице, пьяное бормотание Димки, истерический женский плач.

Кто-то снова торкнулся в дверь. Светка открыла. В комнату ворвалась растрепанная, заплаканная женщина в каракулевой шубе.

— Шлюха! — закричала она. — Это ты его сгубила!

— Пойдем, Нина, — бесстрастным тоном произнес появившийся следом за ней Димкин отец. Он обнял жену за плечи и вывел ее на лестницу.

Светка постояла у раскрытой двери, слушая удаляющиеся рыдания:

— Мой мальчик… под дверью у этой потаскухи… Как бездомная собака…

Она пожала плечами: “Надеюсь, на сегодня все”. Закуталась в бабушкин шерстяной платок, пытаясь унять сотрясавший ее озноб. Прижалась к печке.

Это все в прошлом. Прошлое — прошло. Ничего этого нет.

Нет Димки. Нет его чересчур заботливых и любящих родителей. Готовых ради него на все. Например, унизить и втоптать в грязь беззащитную девчонку.

И девчонки этой тоже нет. И города этого нет. Ничего нет…

Надо чем-нибудь заняться. Чтобы не думать. Не думать!

Светка выдвинула ящик комода. Штопаное-перештопаное ветхое старушечье бельишко. Сложила все в наволочку. Завтра выброшу. Коробка с фотографиями. Сунула в сумку. Заберу с собой. Тоненькая пачечка денег. Отдам девчонкам-квартиранткам. Попрошу, чтоб цветы отнесли на могилу — на девятый и сороковой день… А здесь что? Какие-то бумажки, квитанции, телеграммы, извещения о почтовых переводах. Все в огонь! Теперь это уже никому не нужно. Поздравительные открытки. Туда же. Письма… Сложенные аккуратными стопочками, перевязанные тесемками, ботиночными шнурками. Бабушка… Как она дорожила своим прошлым. Каждым мигом его. Каждой вещью, хранящей воспоминания. Вот пачка Светкиных писем. Могла бы быть и потолще. Торопливые небрежные строчки. Дежурные фразы. В огонь! Не надо перечитывать, терзаться, бередить душу. А это от тети Веры. Ну. не тащить же их с собой… А это чья увесистая пачка? Почерк незнакомый. Вместо подписи — витиеватая закорючка.