Джоди Пиколт - Особые отношения

Я выключаю музыку.

Когда я только начала работать с Люси, она вела себя именно так, и я расценивала это как некую сложную задачу, которую мне необходимо решить, — подобный вызов мне бросали все пациенты. Но после нескольких месяцев улучшения… Это похоже на личное оскорбление.

Фрейд назвал бы это контрперенесением. Другими словами, случай переплетения эмоций терапевта и чувств пациента. Я должна отойти в сторону и разобраться, почему Люси выплескивает свою злость на меня. Так я вновь возьму под контроль эмоции в наших отношениях врач — пациент, и что еще важнее — обнаружу недостающий кусок головоломки, которую представляет собой Люси.

Проблема в том, что Фрейд ошибся.

Когда мы с Максом познакомились, он взял меня на рыбалку. Я раньше никогда не рыбачила и не понимала, как люди целый день могут забрасывать в океан удочки, ожидая поклевки, но так ее и не дождавшись. Это казалось глупой тратой времени. Но в тот день «гулял» полосатый окунь. Макс насадил на мой крючок наживку, забросил удочку и показал, как ее держать. Минут через пятнадцать я почувствовала рывок. «Поймала!» — обрадованно воскликнула я. Я внимательно слушала Макса, когда он рассказывал, что делать — крутить медленно и ритмично, не отпускать ручку катушки, но неожиданно натяжение ослабело. Я смотала леску и увидела, что наживка исчезла. И в этот момент я поняла, почему рыбаки выжидают целый день, чтобы поймать рыбу: понимаешь, что теряешь, еще до того, как на самом деле ощутишь потерю.

Именно поэтому бойкот Люси сейчас ранит меня намного больнее, чем в начале занятий. Теперь я ее знаю. Я с ней общалась. Поэтому ее уход в себя уже не вызов, это провал.

Через несколько минут я выключаю музыку, и остаток занятия мы сидим в тишине.

Когда мы с Максом пытались зачать ребенка, нам пришлось встречаться с социальным работником в клинике репродукции, но я не помню, чтобы нам задавали вопросы, которые мы слышали с Ванессой сейчас.

Социального работника зовут Фелисити Граймз, и, похоже, она понятия не имеет, что восьмидесятые уже давно прошли. На ней асимметричный красный пиджак с огромными подплечниками. Волосы так высоко начесаны, что могли бы выполнить роль паруса.

— Вы искренне считаете, что останетесь вместе? — спрашивает она.

— Мы женаты, — напоминаю я. — Думаю, это отличный показатель серьезности наших отношений.

— Пятьдесят процентов браков заканчиваются разводом, — возражает Фелисити.

Я стопроцентно уверена: когда мы с Максом общались с социальным работником, она не задавала нам вопросы о том, как долго продлится наш брак.

— Это касается разнополых браков, — говорит Ванесса. — Но однополые браки разрешены относительно недавно, поэтому по ним нет статистики. Опять-таки, учитывая те препятствия, которые нам пришлось преодолеть, чтобы вступить в брак, можно утверждать, что наш союз даже более прочен, чем среднестатистический союз разнополой пары.

Я сжимаю руку Ванессы — знак предупреждения. Я пыталась объяснить ей: какими бы глупыми ни казались вопросы, мы должны оставаться спокойными и давать на них ответы. Сейчас цель — не размахивать разноцветным флагом. Цель — получить добро от социального работника, чтобы иметь возможность двигаться дальше.

— Она хочет сказать, что мы вместе надолго, — говорю я, робко улыбаясь.

Нам пришлось преодолеть сопротивление главврача клиники репродукции человека, чтобы начать подготовку к процедуре ЭКО, невзирая на факт, что судьба эмбрионов до решения суда находится в подвешенном состоянии. Главврач разрешила нам уладить вопрос с социальными работниками, чтобы потом — если решение суда будет в нашу пользу — не откладывая начать с Ванессой медикаментозную терапию. Но при этом подчеркнула, что если Макс захочет, чтобы Рейда с Лидди наделили такими же правами, то она не сможет им отказать.

Мы уже объяснили социальному работнику, как мы познакомились, как долго вместе.

— Вы уже обсудили юридические формальности, поскольку вы однополые родители?

— Да, — отвечаю я. — После рождения ребенка Ванессой я его усыновлю.

— Как я понимаю, вы являетесь доверителями друг другу?

Мы переглядываемся. В отличие от разнополых пар, если я попаду в автокатастрофу и буду умирать, Ванесса не будет иметь права как моя супруга сидеть у моей кровати в больнице, не сможет принимать решение отключить систему жизнеобеспечения. Поскольку наш брак официально в штате не признан, нам приходится преодолевать подобные юридические ловушки, чтобы получить равные права — 1138 из них! — которыми автоматически обладают гетеросексуальные пары, вступившие в брак. Мы с Ванессой планировали сесть за бутылочкой бурбона и задать друг другу вопросы, на которые никому не хотелось бы отвечать, — о донорстве органов и помещении в хоспис, о смерти мозга, но когда мы получили повестку в суд, желание обратиться к адвокату с просьбой официально наделить нас такими полномочиями отошло на второй план.