Элизабет Страут - Эми и Исабель

И только иногда по ночам она по-прежнему желала его, вспоминая, каким он был для нее: дорогим, добрым, любимым.

Она так хотела любить, что сейчас ощущала потерю чего-то очень важного в жизни, и знала, что, если бы он вдруг ответил на ее чувства, наклонился к ней и в самое ухо прошептал о своей так давно сдерживаемой страсти, если бы его слезящиеся глаза взглянули на нее с вожделением, она бы не колебалась ни минуты и бросилась к нему.

Но конечно, Эйвери Кларк не ободрил ее, и отношения между ними в офисе (или церкви) оставались банальными, скучными, ничем не обремененными. Раз или два, как ни странно, она, сидя за пишущей машинкой, даже ощущала себя свободной — проще не скажешь. Ощущение свободы было подобно тому, как случается после грозы, когда кажется, что воздух избавился от головной боли. Это чувство, эта ясность мыслей удивляли Исабель. Как эта жизнь отличалась от жизни под бременем! Не бояться встретить в скобяной лавке Барбару Роули. («Привет Барбара», — и пошла себе дальше.) Не чувствовать, что каждая мелочь невыносимо давит. К примеру, бегония на ее рабочем столе. Вместо высохшего и погибшего без присмотра цветка перед ней красовалось прелестное растение с распустившимися бутонами. И любовь к Дотти и Бев, и достаточно теплое отношение к остальным сотрудницам превращало комнату из пустыни в оазис, где каждая человеческая черта была на виду.

Исабель не будет здесь работать. Она понимала это в минуты прояснения сознания, понимала, что ее теплое отношение к сидящим вокруг частично возникло из все более растущего отдаления от них. Она еще не знала, как и когда покинет контору, в которой проработала пятнадцать лет. Но она знала определенно, что уйдет, прежде чем втянется в обыденность за столом, в самой работе, в столовой, прежде чем Эйвери Кларк опять станет для нее важен. Придет день, и она заставит себя встать и выйти, она понимала это, но сейчас, поднимаясь и направляясь в аквариум Эйвери с письмом на подпись, она думала о своих ногах в колготках, о том, как слегка кривятся ее черные лодочки, когда она идет по паркету, — такие простые, спокойные, связные мысли.

А потом мысли опять смешаются, и снова она будет волноваться за Эми и думать, почему Эвелин Каннингем так и не ответила на ее письмо, и снова будет желать Эйвери Кларка.

Потом ей захочется помолиться, ведь она так долго не молилась — последний раз тем жарким летом, когда возвращалась с работы и, лежа в постели, молилась, выпрашивая у Бога любовь и совет. Но не сейчас. И тогда это казалось фальшивым, но она не знала, что еще делать. Так что теперь она не молилась. Не то чтобы она потеряла веру в Бога (нет-нет) или поверила, что Бог разочаровался в ней (нет…), просто в глубине души Исабель почувствовала огромное и существенное пренебрежение, ожившее разочарование, несовместимое со всеми остальными чувствами, и она смирилась с ним.

В школе новая прическа Эми, немного надменное выражение лица и вызывающе спокойная походка привлекли к ней внимание, удивившее ее саму. Ее пригласили на вечеринку, и Исабель разрешила ей пойти. («Вечеринка хреновая, — предупредила Стейси, попыхивая сигаретой на их обычном месте в лесу. — Я, наверно, не пойду, мы с Джошем будем зависать у него дома».

Эми вспомнила книгу о сексуальном обучении, которую Джош принес Стейси летом, и задумалась: что значит «зависать» в доме у приятеля?)

Вечеринка, которая проходила дома у мальчика, чьи родители уехали на уик-энд в Бостон, ужаснула ее. Народ со скучающим и ироническим видом лежал, расслабляясь, кто на диванах, кто на кроватях, кто на полу, и накачивался пивом. Эми осторожно пробиралась в сигаретном дыму с бутылкой пива, которую ей кто-то всучил, и делала вид, что ищет туалет.

Больше всего удивили пары обжимающихся соучеников — большинство из них в жизни не увидишь вместе в школьных коридорах, казалось, что они сошлись здесь совершенно случайно. У черного хода Эми увидела Салли Прингл, дочь диакона. Она целовалась взасос с прыщавым Аланом Стюартом, из кармана ее кожаного жакета торчала бутылка вина.

А дальше, на краю лужайки, она увидела другие пары, мальчики, лежавшие на девочках, елозили по ним точно так же, как мистер Робертсон, лежа на ней, в лесу. Но она-то любила его! А эти разве любят друг друга? Алан Стюарт как раз прижал Салли Прингл к стене, ее нога обвилась вокруг его талии, — нет, они не любят друг друга, трахаться, как сумасшедшие, у всех на виду!

Возвращаясь через кухню, Эми увидела Карен Кин в незастегнутой блузке: волосы в беспорядке, щеки пунцовые. Карен спросила, хихикая: