Элизабет Страут - Эми и Исабель

Эми внимательно смотрела то на лицо матери, то на диван, переводила взгляд на окно, на кресло, и, пока длилось молчание, глаза ее бегали по комнате все быстрее и быстрее, пока не остановились на лице Исабель.

— Мама, — сказала она наконец, и глаза, лицо и губы озарились пониманием, — а ведь где-то у меня есть родня!

Во вторник после Дня труда было прохладно, да что там — по-настоящему холодно. Женщины в офисе работали молча, не отвлекаясь, подвернув рукава свитеров. В столовой они долго сидели за чашкой кофе или чая, лениво перебирая остатки бутербродов. Ленора Сниббенс, смотрясь приятной, зрелой женщиной в своей темно-синей водолазке, спросила Роззи Тангвей, какие специи она кладет в тушеную говядину.

— Соль и перец, — ответила Роззи. — Ничего, кроме соли и перца.

Ленора кивнула, но на самом деле ей было все равно, она задала вопрос, чтобы закончить вражду. Все поняли, что это был знак примирения, чувствуя, что пора воцариться миру в конторе. Дотти Браун без лишнего шума дала всем понять, еще за неделю до этого, что ее муж после двадцати восьми лет брака оставил ее ради более молодой женщины и что она больше не будет обсуждать эту тему. Женщины отнеслись к этому уважительно. Те, кто хотел обсудить несчастья Дотти, сделали это тем же вечером по телефону и в течение следующего дня работали спокойно. Беда Дотти, обрадовав, заставила их переоценить все отпущенные им в жизни благословения.

Прибранного стола Исабель Гудроу никто не касался, стул был задвинут под стол. Она в отпуске — вот и все, что знали сотрудники. Хотя, если кто-то упоминал, что тело этой девочки — Деби Кей Дорн — было найдено парой подростков в поле, в багажнике какой-то машины, Дотти Браун и Толстуха Бев старались не переглядываться.

— Хоть бы они нашли того, кто это сделал, и арестовали, — сказала Роззи Тангвей, тряся головой.

— И подвесили за яйца, — добавила Арлин Такер.

— Можно же найти по отпечаткам пальцев, — спросила Роззи, макая пакетик чая в кружку, — или по номерам?

— Отпечатки сохраняются не больше недели, — откликнулась Толстуха Бев, — тем более на открытом воздухе. И машина эта старого фермера, и поле принадлежит ему уже сто лет. Элвин Меррик. Вечно у него там старые колымаги ржавеют. Говорят, что часть земель — просто свалка.

— Его даже оштрафовали за это. Читали в газете?

Бев кивнула:

— Но они найдут его, кто бы это ни сделал, сейчас можно найти ворсинку и доказать, что она именно из этого ковра во всем штате.

— Потрясающе, что люди способны теперь делать, — согласилась Дотти Браун.

(Однако именно это дело никогда не будет завершено, никто — ни сейчас, ни потом — не найдет убийцу Деби Кей Дорн.)

— А помните, как Тимми Томпсон нашел труп в сарае? — спросила Арлин Такер.

Со дня смерти прошло лет двадцать по крайней мере. Кто-то помнил, кто-то нет. Но все помнили, как ограбили банк лет семь, нет — восемь назад. Ноябрь. Патти Валентайн нашли связанной, с кляпом во рту, втиснутую в кладовку. Она просидела там несколько часов. Потом она стала учительницей в воскресной школе. И каждый год рассказывала семилеткам, как ее связали, как тыкали в лицо пистолетом, как она молилась в кладовке и что именно молитва спасла ее. Ученикам предлагалось нарисовать молитвенно сложенные руки. Однажды малютку-ученицу после этих уроков стали преследовать ночные кошмары, и ее отец пожаловался преподобному Барнсу, и преподобный переговорил с Патти Валентайн, но в разгар беседы Патти вышла из себя и предложила преподобному засунуть язык в жопу, на этом ее преподавание в воскресной школе закончилось.

— Вот последней части истории трудно верить, — сказала Роззи Тангвей, — с пастором так не разговаривают.

— Да, но Патти ненормальная, — сказала Арлин, которая получила из первых рук информацию о перепуганной малышке, ибо дружила с матерью девочки.

— Жена преподобного Барнса и сама немного чокнутая, — сказал кто-то, и все покивали головами.

— Каждый год все богатые дамы Ойстер-Пойнта жертвуют одежду на ярмарке в епископальной церкви, а через несколько дней можно встретить миссис Барнс, облаченную в самое лучшее из пожертвованного.

Ленора Сниббенс согласилась:

— Ага, носит все, что может на себя натянуть, я думаю.

Но это и так все знали, и тема не представляла большого интереса, происходящее в епископальной церкви казалось несущественным обитателям конторы, да и всему Ширли-Фоллс, ведь тут была своя католическая церковь и своя конгрегационная церковь. (Однако через двадцать лет дочь преподобного Барнса обвинит его в том, что в детстве он творил с ней вещи, о которых и вспомнить страшно, и тогда пойдут сплетни и преподобный Барнс, потеряв изрядное количество прихожан, выйдет на пенсию раньше срока.) Во всяком случае, в этот день никто не огорчился, что зазвенел звонок и пришло время вернуться за свои столы.