Марлена де Блази - Дама в палаццо. Умбрийская сказка

— Знаю. Ты же цыганская принцесса. С тем же успехом могла назвать Будапешт. И я согласен — возможно, нам не захочется до конца жизни проживать на Виа дель Дуомо. Ручаться можно только за то, что мы с тобой будем вместе.

— Помню-помню. Пусть жизнь складывается сама по себе. Все же, это так странно.

— О, и еще, Самуэль нашел для нас второй дом. Intervallo. Промежуточный дом с обстановкой, ниже по холму от Дуомо. Хозяин — врач Самуэля. Говорит, там красивый сад с абрикосовыми деревьями. И доктор согласен сдать его нам на несколько месяцев. Мы сможем провести там лето и присматривать за ходом работ. Куда лучше, чем мотаться в Сан-Кассиано и обратно. Самуэль посоветовал склад, где мы сможем пока хранить наши вещи. Это очень хорошая мысль. Завтра пошлем уведомление Луччи. Дорогая, тебе нравится эта квартира? Я сделал только то, что обещал: уладил дело. Теперь, наконец, пора решать. Давай подумаем.

— Давай. Ты знаешь, что эта квартира прежде была бальным залом? Я из конюшни перебираюсь в бальный зал.

— Потанцуем?

Да, «потанцуем», сказали мы, и так и сделали. Дали Самуэлю добро во всех отношениях. Мы подписываем чек; он готовит контракт. Мы уложили в корзинку ужин и поехали к руинам, чтобы рассказать Барлоццо, что у нас скоро появятся собственные руины. Мы не сказали ему, что в гостиной нет пола и что меня обворожили аристократы, целующие ручку и благоухающие лаймом. Не рассказали даже о подробностях нашего соглашения с Убальдини. Я чувствовала: ему довольно знать, что дело сделано, что мы покидаем наш старый дом, его старый дом, оставляем прошлое в покое. И оставляем Луччи поджидать новую пару голубков. И еще я чувствовала, что, вытолкнув нас из гнезда, позаботившись, чтобы мы «благополучно убрались», как он выражался, он сочтет себя вправе еще глубже уйти в одиночество. Его отцовские заботы окончились.

— Нам понадобится твоя помощь, — сказала я. — В том промежуточном доме сад нуждается в уходе, и…

— Перестань беспокоиться, Чу. Не подыскивай для меня работу. Мне и здесь хватит дела. Я не собираюсь умирать с голоду и разводить мышей в бороде. Не собираюсь умирать. Вы покидаете меня не больше, чем я покидаю вас. Мы просто будем жить каждый своей жизнью. Вы уже спасли меня, Чу. Флори, Фернандо и ты уже это сделали. Видишь ли, когда я умру, я не умру, никем не любимый. Так что со мной все хорошо. Не суетись и не цепляйся за меня. Меня это только нервирует. Я в порядке, Чу, мне лучше. Правда.

Мы упаковали все, что влезло, в коробки и ящики и снова позвонили в «Гондрад», чтобы загрузить их и мебель в большой синий грузовик. Почти готовы были увидеть нелегальных албанцев, перевозивших нас из Венеции два года назад, но эта бригада оказалась тосканской. Тоже нелегальной. В уходящем свете мы стояли перед крыльцом, глядя, как водитель поднимает борт грузовика и лезет в кабину. Он должен был отвезти все прямо на склад, указанный Самуэлем. Коробки, предназначенные для временного дома, поместились в «БМВ». Я вошла в дом, пробежалась по комнатам, словно искала что-то забытое. Я ничего не забыла. Ни голоса Флори. Ни ее больших топазовых глаз, глядевших на меня с ее места у окна. Ни мальчика, который стал Князем. Ни его отца. Ни его матери. Заклиная дьявола, я услышала скрежет грузовика Барлоццо по камням заднего двора.

— Просто решил снабдить вас в Этрурию приличным вином, — сказал он, поднимая крышку нашего багажника и запихивая бутылки между коробок.

— Так ты приедешь на ужин в следующую субботу, да? — спросила я. — Это через неделю от завтрашнего дня. Я позвоню в бар, чтобы тебе напомнили, но может, мы раньше заедем в твои руины — там всего час дороги… — Он обнял меня костлявыми руками, чтобы заставить замолчать.

— Не комкай конец.

Я шагнула на ступеньку, сказав, что выключу свет, горевший во всех комнатах. Но Князь возразил: нет, пусть горит. Я не поняла, было ли это мелкое проявление нелюбви к Луччи или он не хотел, чтобы я оглядывалась на темный дом.

— Вы поезжайте. Поезжайте, а я все закрою.

Он стоял, разглядывая дом — разбитый старик, глядящий в окно на былого мальчика. Я знала, что он видит себя, видит ее и других, сцены быстро сменялись: свет, холод, темнота, шепот, крик. И я знала, что это в самом деле конец. Князь последний раз обходит старый дом. Я начинала понимать, почему он так настаивал, чтобы мы от него отказались. Только теперь он тоже мог уйти.

По дороге от Сан-Кассиано до автострады, до Фабро, до поворота на Орвието было тридцать шесть километров. Мы не далеко уехали, но Орвието находился в другом мире. От сонной тосканской деревушки, притулившейся между овечьими загонами к огромному каменному острову, выросшему в доисторические времена. Город казался паланкином, медленно плывущим над янтарным туманом. Мы за прошедшие недели столько раз поднимались к нему по холму, что мне следовало бы привыкнуть к его невероятной красоте. Я не привыкла. Сегодня мы здесь останемся. Будем здесь жить.