Марлена де Блази - Дама в палаццо. Умбрийская сказка

Мы промчались назад по Виа дель Дуомо, чтобы сообщить Самуэлю, что он был прав. Как ни странно, он все еще выглядел как будто спросонья. Робко улыбнувшись, он пригласил нас присесть. Он должен нам кое-что сказать, — начал он. Piccoli problemi, маленькие проблемки относительно паллаццо Убальдини. Теперь пришла пора ритуалу обмена сигаретами и выдувания дыма из ноздрей. На сей раз мы дымили не в отчаянии, а в предвкушении. Но Самуэль, окутанный густым дымом «Житана» без фильтра, хранил молчание. Тантал с всклокоченной шевелюрой!

Разумеется, молчание нарушила я.

— Сколько это стоит? И я не поняла, аренда или продажа?

— Полагаю, то и другое верно. Квартира продается. Отчасти. И сдается в аренду. Отчасти.

Может, это какая-то умбрийская игра? Я яростно пыхтела сигаретой, выдувая дым сперва на Самуэля, потом на Фернандо. Да, очевидно так и есть. Прежде, чем Самуэль заговорит, мы должны быть разделены облаками дыма. Я дымила и ждала, напоминая себе, что «все прояснится». Молчание немилосердно затягивалось, и когда Самуэль закурил второй «Житан», я решила, что он, должно быть, обдумывает следующую сделку. Под конец второй сигареты он заговорил о una bega familiare, давней распре между двумя ветвями семьи владельцев. Квартира тридцать лет пустовала. Мать семейства проживала в ней до своей кончины в возрасте 107 лет и завещала палаццо обеим ветвям, неаполитанскому и римскому клану. Неаполитанский клан желает ее продать, римский — сдавать в аренду. И в течение тридцати лет они не уступают друг другу.

— Так какую часть мы должны купить, а какую снять? И кто будет платить за ремонт?

Он впервые снял очки, чтобы явственнее выказать мне неодобрение. Я снова слишком спешила. И была наказана новым молчанием и новыми клубами дыма.

Наконец он заговорил и предложил истинно средневековое решение проблемы. Он набросал весьма своеобразный контракт, архаичный язык которого заверял, что хотя мы не являемся владельцами собственности, означенная собственность законно принадлежит нам и нашим наследникам. Он еще раз задумался. Нет-нет. Лучше написать, что мы являемся владельцами, но что собственность должна числиться на имя воинствующего семейства еще сто лет. Он заверил нас, что все эти сложности чисто формальные, что после того, как будет произведена оплата, мы больше не услышим ни об одном из кланов. Сказал, что на самом деле те и другие хотели бы продать, и те и другие хотели бы сдать в аренду, но любое соглашение между кланами означало бы поражение. А поражение столь же невообразимо, как нетерпение.

Умоляюще прижав руки к груди, я, подражая святой Терезе, осмелилась спросить:

— Сколько стоит эта квартира?

— Мы можем установить такую цену, какая нас устроит.

Мне отчаянно хотелось впиться зубами в ладонь, но вместо этого я сделала новый заход:

— Вы подразумеваете, что у семьи останется закладная?

— Какая закладная? Не будет никакой закладной. Per se. Вы, скажем так, подпишете чек на сумму, который положит начало долгим счастливым отношениям между вами и тем семейством. Семействами. Ежемесячно с этого момента и до своей кончины вы будете подписывать чек на ту же сумму. Называйте его как хотите: рента или закладная. Ежемесячная выплата.

Но что мы покупаем? И сколько это будет стоить? И почему молчит Фернандо? Что за чертовщина эта «сумма»? Все это я проговаривала про себя из страха, что новое проявление нетерпения будет наказано новым молчанием. Я задыхалась от вопросов, когда улыбающийся Фернандо поднялся и, обменявшись с Самуэлем рукопожатием, назначил следующую встречу на завтра. Я встала и протянула руку, позволив пахнущим «Житаном» губам графа коснуться ее. Его взгляд смягчился, советуя мне не беспокоиться. Stai tranquilla, сохраняй спокойствие. Он-то, конечно, сохранит. Пожалуй, снова уляжется в кровать. Но Самуэль — не Рыжебородый. Нет, он не жулик. Скорее, эти несколько часов были составлены из его итальянской утонченности. Что такое жизнь без тайны, без напряженного ожидания? Оставив нас в неведении относительно оставшегося за пределами тщательно отмеренной дозы информации, он подогревал в нас желание узнать остальное. Это вроде ежеутреннего сериала. Самуэль понимал, что мы хотим получить этот дом и, больше того, к завтрашнему дню захотим еще сильнее. Если сегодня мы подобны маслу, завтра превратимся в сливки. Такие у него приемы — не кривые, а извилистые.

— Ты мне объяснишь, что это было?

Мы шагали по Корсо Кавоур, почти бежали, от чего или к чему — уж не знаю. Знаю только, что Фернандо переваривал события этого вечера способом, недоступным мне, иностранке.