Борис Мещеряков - Там, где нас есть

До определенного возраста Альдонса-Мария не очень задумывалась о предстоящем в жизни и вместе с другими ребятишками купалась в море, играла в общие игры на пыльных деревенских улицах, собирала в зарослях съедобные корешки, а из выброшенных морем водорослей выковыривала моллюсков, которых мама потом готовила с маисовой кашей. Или с саговой, как повезет. Да неважно, есть хотелось все время, и, что бы Чезария ни подала на стол, все сметалась моментально.

Не так было в праздники. В праздники готовилось много еды, всякой и самой лучшей, много рыбы, крабов, даже говядина бывала, когда кто-нибудь из деревенских забивал худую пегую или грязно-белую коровенку. К празднику покупали в городе на базаре пиво, выставляли огромный чан перебродившего молока с травами.

Все одевались в новое и лучшее, зажигали костры на площади, между домами, староста Симон Дамабве давал знак музыкантам, и начинался пир с танцами до поздней ночи. Из своей хижины на склоне холма увешанный амулетами и с расписными калебасами на посохе спускался колдун Кангеба Моро Исана.

Колдун спускался в деревню либо по праздникам, либо из-за большой беды, вроде засухи, или когда рыба отходила от берега слишком далеко, либо люди сами приходили к нему, приносили дары: яйца, рыбу, шкурки животных, циновки, вяленую тыкву, маис, зерно, молоко, дрова — кто что мог, деревня бедная. Просили погадать, полечить корову или козу, послать хорошего жениха дочери или дать амулет для благополучного разрешения от родов. Приходили не то чтоб тайком, но и не в открытую, поскольку считалось, что деревенские — добрые католики, да и просто не хотели они огорчать доброго отца Стефанио из миссии, расположенной в тридцати километрах к северу от залива.

Колдун Кангеба Моро был по деревенским понятиям богачом, жил в роскоши, одних шерстяных покупных на базаре одеял у него было целых три, и он не мерз в своей хижине, когда зимой ледяной ветер рвал из земли кусты и деревья с обкатанного, как галька, склона холма. Не знал колдун и голода. Ибо как раз в засуху и безрыбье приходили чаще всего и приносили больше всего даров.

Подростком Альдонса стала думать, как она будет жить дальше и когда ж кончится вечный голод. Она стала посматривать на хижину колдуна все чаще и постепенно пришла к заключению, что наилучшим будущим станет для нее пойти к нему в ученики. Никто не знал в деревне, сколько колдуну лет, никто не помнил, когда он поселился на склоне холма. Самые старые старики говорили, что еще детьми помнят старого колдуна с лицом, изрезанным морщинами, и седыми волосами. Как бы то ни было, подумала Альдонса, ему нужен кто-нибудь, кто станет помогать ему и учиться его секретам.

В день середины весны, когда порции саго на столе становятся совсем маленькими, Альдонса в своем лучшем платье с голубыми и желтыми цветами, намотав на голову бабушкину шаль, чтоб выглядеть взрослей, босиком стала подниматься к дому колдуна.

Колдун Кангеба сидел рядом с дверью в хижину и, сложив руки на морщинистом животе, не щурясь, смотрел, как она идет.

Она не успела сказать, зачем пришла, а колдун, подняв одну руку, отодвинул створку рассохшейся дверки, и она увидела, что у одной стены стоят новые нары, покрытые новой циновкой. Потом, много лет спустя, она поняла, что Кангеба ждал ее и приготовился к встрече. У него были готовы для нее и калебас для снадобий, и ожерелье из камешков и ракушек, означающее ее новый статус. Альдонса увидела нары с циновкой, надела ожерелье с амулетами на шею, привязала калебас к поясу и улыбнулась старику.

А он только покачал головой, как ей показалось, с безнадежностью.

И потянулись дни и месяцы ученичества. Кангеба ничего ей не рассказывал, ничему не учил, во всяком случае, не так, как было когда-то в школе миссии. Он бормотал заклинания и жестом приглашал повторить, жестом звал с собой собирать корешки и травы и кости погибших зверьков, жестом показывал, куда положить принесенное деревенскими добро. Альдонса потела от старания все запомнить, произнести заклинания как можно более похоже на стариковское бормотание, хотя ничего не понимала, у нее просто не было времени понимать, что заключено внутри издаваемых Кангебой звуков и зачем она делает с корешками и травами то, что он велит сделать. Она просто отрабатывала свой хлеб и место на нарах.

Она даже не была уверена, что колдун вообще говорит на каком-нибудь знакомом ей языке и что он вообще в своем уме. Хотя она заметила, что дождь начинается, когда Кангеба сделает из нужных костей что-то для этого нужное, а рыба возвращается, когда Кангеба найдет нужную травку.