Борис Мещеряков - Там, где нас есть

— Ты не поверишь, но, кажется, у тебя там растут крылья.

Стрепетов сделал секундную паузу на осмысление диагноза и расхохотался, пристукивая ладонями по коленкам, пока его не остановила короткая судорога. Да, именно в спине, между лопатками, примерно посередине.

— И что ж мне? — тихо спросил Стрепетов. По щеке его катилась уцелевшая от недавнего приступа веселья слеза.

— Не знаю, — пожал плечами доктор Славик, — наверное, продолжать с этим жить.

По дороге домой Стрепетов размышлял о природе мутаций в окружающем мире. На миг мелькнула мысль «хорошо, что не рак», обжегши мгновенной же радостью, но потом размышления превратились скорей в тяжелые, чем радостные.

Крылья, да. Как птица для полета. Икар. Ариэль. Поэт Глазков в роли летающего мужика в старом фильме. Летать. Летать! Парить над землей, дыша небом.

Черт, как не вовремя все. Эти крылья. Что скажет жена? С деньгами туго, чтоб не сказать плохо, сын толком не работает, дочь толком не учится, в доме ремонт, машина не вылезает из мастерских. Лишний вес, наступающая гипертония, потенция колеблется от точки кипения к точке замерзания и обратно. Елки-палки, ему почти пятьдесят лет, на кой ему крылья? Зачем ему летать? А главное: куда ему лететь?

На этом вопросе Стрепетов отчего-то успокоился, подумав: найдется куда, было б на чем. А жена поймет. Всегда она его понимала — и теперь поймет. А удивлял он ее, бывало, и посильней.

Мысль о жене окончательно успокоила. Стрепетов ехал в пятом автобусе, глядел на людей за окном, на рекламные щиты и загорающиеся в окнах огни, задремывал и, задремывая, взмывал на некрепких пока и непривычных еще к полету крыльях с восторгом и ужасом в синее небо с белыми облаками. А жена с земли махала ему рукой и смеялась, юная и прекрасная, как всегда.

Как часто случалось в последнее время, они сначала немного не согласились, потом слегка повздорили, потом крупно поскандалили. Что-то из жизни пропало, ушло созвучие мыслей, а голые слова стали восприниматься однозначней, поэтому жестче. Балда! Сама балда! Идиот! Дура! И вот он уже выскакивает из дома, запахивая куртку, и нервно идет к машине. Его машине, алому «мустангу» 72-го года, в отличном состоянии. Так пару лет назад уверяло газетное объявление, на самом деле скакун был слегка ржав и малость кособок. При переключении скоростей слышалось подозрительное повизгивание, а алая кожа сидений неопрятно потрескалась, но он видел перед собой мечту, а мечта не имеет изъянов.

Вбил он в это авто примерно вдвое больше денег, подарками и звонкой монетой, чем отдал автору объявления, румяному старичку с хайром, и редкой бородой, и серебряной серьгой в ухе. Теперь у вас начнется другая жизнь, напутствовал старичок, когда стартер, провернувшись несколько раз с визгом, дослал-таки искру куда ей надо, и он тронулся с места. А время? Сколько выходных было проведено в гараже, сколько вечеров. Может, тогда и начало угасать их созвучие, да оно понятно — чтоб петь дуэтом, надо много слушать друг друга, а его слух перенастроился на другие звуки.

В общем, старичок оказался прав, у него пошла совсем другая жизнь, и в целом она ему нравилась. Ему нравилось в одиночестве возиться с железками и пластиковыми деталями, заказывать по чертежам у редких мастеров что-нибудь, что не удавалось достать, эти беседы кодом для вовлеченных нравились. Да, пожалуй, ему нравилось. Иногда он напевал, иногда вел сам с собой длинные беседы, это успокаивало. Мир сложной и сильной, хоть и не совсем здоровой пока машины был организован и совершенен, прекрасный мир хромированного металла и волнующих изгибов пластмассы, не то что мир за пределами гаражей и мастерских, где другой раз черт его разберет, как все устроено и зачем.

Конечно, он расстраивался, что жена перестает его понимать, а он теряет интерес к тому, что она говорит. Но сын, у них же сын. Ах ты ж черт возьми, сын же.

С сыном не все было хорошо. Нет, он был умный и покладистый, смешной, был похож на него, но вот зубы не хотели заменяться. Молочные выпадали, а новые не росли. Они с женой вместе и порознь таскали его от врача к врачу, то в одну хорошую клинику, то в другую, побывали в разных городах и в Москве. Врачи говорили, что помогут, смотрели анализы, направляли на другие анализы, потом еще на какие-то проверки. Давали пространные объяснения происходящему. В конце всегда было одно и то же. Врач пожимал плечами и советовал трансплантацию.