Борис Мещеряков - Там, где нас есть

На следующий день в «уазике» случился пробой не то прокладки, не то сальника, не то еще чего-то, не терпящее отлагательств, и Серега вспомнил про кота с некоторым опозданием, ближе уже к обеду, и, сообщив дежурному по штабу о цели выезда, помчался в пустую генеральскую квартиру. Миски стояли нетронутые, о существовании кота свидетельствавало только утробное ворчание в подкомодном полумраке. Зная, что кот не ест несвежую еду, Серега смотался за сосисками и пятипроцентным творогом. Без особенной надежды сварил пару сосисок — записанное время кошачьего обеда миновало — и выложил во вновь отмытую и ошпаренную миску, а рядом расположил шарик творога навроде шарика мороженого и, залюбовавшись натюрмортом, непроизвольно сглотнул слюну. Поставил эту красоту на пол в кухне, решив не нервировать зверя, отправился в гостиную посмотреть телевизор. Трофейный, из Афгана, «Панасоник» с диагональю девяносто сантиметров отвлек внимание сержанта на довольно продолжительное время. Вспомнив о делах службы, Серега поправил ремень, проверил вертикально приставленной к носу ладонью положение кокарды, остался доволен и отправился, да-да, в родную часть. День уже катился к вечеру, нельзя ж совсем не появляться в расположении, да и засмеют, расскажи он бойцам о том, где целыми днями пропадает. Черт, подумал доро́гой, газету-то не сменил, да небось до завтра обойдется.

Есть ли нужда сообщать, что на следующий день сосиски оказались нетронуты, шарик творога заветрился и пожелтел как ногти курильщика, а главное: газета на полу в ванной не имела никаких видимых следов кошачьей жизнедеятельности. Это обеспокоило Серегу больше всего, но проклятый кот на зов не шел, отзываясь лишь недовольным бурчанием. Ничего не оставалось, как только покинуть его как есть до следующего дня.

Несколько дней Серега провел как на иголках. Котовья сухая во всех смыслах голодовка кого угодно обеспокоила бы, а Серега, как уже говорилось, был ответственным парнем, любил генерала и очень хотел на дембель, ему никак не улыбалось по возвращении Кузнецовых с изобильных кубанских каникул показать им вместо живого кота холмик среди зарослей сирени в палисаднике. И Серега решил действовать решительно.

Кот, конечно, зверь был здоровенный, особенно если в сравнении с невеликим Серегой, но ослабленный голодовкой и недосёром, и Серега надеялся заставить его жрать силой. Затолкать супостату в пасть немного еды и залить сверху молоком, куда он денется, думал Серега, решительно крутя баранку сквозь летний ливень. Заглотит, сволочь.

Борьба была краткой, но безрезультатной. Верней, окончилась ничьей. Серега в пасть коту затолкал немного овсянки и залил-таки молоком, но противник зато подрал острейшими когтями Сереге все руки и на лице оставил пару сочащихся царапин. И тут Серега не выдержал, дрогнул.

— Ну и ладно! Ну и подыхай, сука! — вскричал он тонким своим голосом, захлопнул дверь и сбежал по лестнице, дробно стуча сапогами.

В тот же вечер с горя по накрывшемуся, похоже, раннему дембелю Серега напился с приятелем, рядовым Свиридом, картофельного белорусского самогону страшной крепости, а наутро распоряжением дежурного по штабу, пришедшего на подъем и увидевшего дрыхнущего беспробудно и всего в крови генеральского водилу, отправился на трое суток одиночного ареста. Который арест все трое суток его мучило неослабевающее, возобновляющееся с каждой выпитой кружкой любой жидкости похмелье, и про кота он вспомнил уже стоя перед воротами части, отбыв наказание и кое-как собравши себя в единое целое. Сфокусировав зрение и переждав приступ головокружения, Серега взял в сторожке парка ключ от вверенной техники.

Ой, как же не хотелось Касиму ехать на квартиру к генералу, как его крючило и корежило от мыслей, что именно должно предстать его взору пьяницы и раздолбая, не оправдавшего доверия, какие картины неизбывного горя генеральши вставали перед его внутренним взором! Но Касим все ж был человек ответственный и не лишенный доли присущей русским людям несгибаемости перед тяготами жизни, называемой иногда похуизмом, а иногда фатализмом. Он ехал, медленно, но неотвратимо приближаясь к кирпичному дому с тополями по периметру.

Серега долго вертел ключ в замке, чутко принюхиваясь к возможному запаху разложения. Запах определенно был, но характер разложения был явно не связанный с прекращением жизни. Наоборот, жизнь за дверью открылась изумленному Серегиному взору бьющей ключом, если вы понимаете, о чем я: весь пол прихожей был усеян ее проявлениями. Разного размера кучки и лужицы располагались в художественном беспорядке, оставляя лишь несомненную тропинку на кухню.