Костас Кодзяс - Забой номер семь

– Человек!.. Человек, Димитрис!

Что он хотел этим сказать, осталось тайной. Но с того дня он выполнял обязанности эконома в доме брата. Обедал всегда на кухне с теткой Пагоной, окуная в соус свои седые усы. Когда входил брат, он почтительно вставал…

– Я не поручал тебе следить за домом, – сказал ему сухо Димитрис Фармакис.

Лицо у него было багровое, но ярость улеглась. Как у всех самодовольных людей, гнев его быстро остывал. Но ему правилось напускать на себя грозный вид, особенно в присутствии трепетавших перед ним людей. Он получал огромное удовольствие, внушая другим раболепный страх перед своей особой; ему было очень приятно, когда хвалили его способности, когда его появление в государственных учреждениях производило впечатление и служащие, внимая его славам, подобострастно кланялись или стояли навытяжку.

– Типичный шут, и глупый притом, – говорил о нем младший сын.

Он пошел по коридору, а старик поспешил за ним. Вдруг он робко коснулся руки младшего брата. Димитрис Фармакис обернулся, сердитый.

– Что тебе еще? Оставь меня наконец в покое.

– Димитрис, будь добр… Там наверху, на чердаке… В те зимы я не жаловался па холод… – Старик хотел нагнуться к уху брата, но удержался. – А в этом году, Димитрис, у меня дурные предчувствия… Зуб на зуб от холода не попадает. Я думаю спуститься в подвали ночевать рядом с котельной.

– Но там спят служанки.

– Пристроюсь и я в уголке, – пробормотал старик.

– Это ни к чему, Вангелис. Ты же Фармакис, пойдут всякие сплетни… Нет, нет.

– Всякие сплетни… – повторил, как эхо, старик, смущенно глядя вслед брату, скрывшемуся за дверью своего кабинета.

Через несколько минут Фармакис уже забыл о неприятности с сыном. Правда, сегодня с утра он был чрезвычайно возбужден. На дневном заседании комитета национального восстановления должен был обсуждаться вопрос о субсидировании его шахты. Он встал на час раньше, чем обычно, и прямо в пижаме пошел звонить по телефону своему свату. Его сват, небезызвестный Александр Георгиадис, глава партии независимых, еще спал, и горничная попросила Фармакиса позвонить немного позже. Он положил трубку, процедив сквозь зубы:

– Чтоб ему пусто было.

Долго слонялся он в пижаме по комнате, глядя каждую секунду на часы.

Старший сын Фармакиса женился на единственной дочери Александра Георгиадиса несколько месяцев назад, и высшее общество одобрило этот брак, соединивший знатное имя с богатством. Финансовые дела Александра Георгиадиса обстояли далеко не блестяще. Он дал в приданое за дочерью всего лишь квартиру, где поселились молодожены, и старый дом в районе Плаки – последние крохи огромного недвижимого имущества, которое постепенно поглотила жизнь на широкую ногу. Последнее время он даже вынужден был тратить на личные нужды деньги, принадлежавшие партии, что вызывало недовольство некоторых депутатов. Но, породнившись с Фармакисом, он без колебаний «занимал» в кассе партии столько денег, сколько ему было нужно. Его сват умел «под видом подарков» восполнять эти суммы. Он всегда подписывал чек со странной улыбкой, словно говоря: «Дорого я заплатил за родство с этим бездельником. Но дочка у Георгиадиса не какая-нибудь завалящая невеста. Я не дурак, и терпения у меня хватит: придет время, когда я получу сторицей». Но сейчас, когда решалась судьба его предприятия, он убеждался, что Георгиадис забыл об оказанных ему благодеяниях.

Фармакис позвонил своему свату через полчаса, но ему ответили, что господин председатель в ванной. Наконец, в третий раз, он уже сам подошел к телефону. Георгиадис заверил Фармакиса, что считает вопрос решенным, и попросил позвонить после обеда, когда кончится заседание комитета и он сможет известить его о результатах. Но Фармакиса не успокоили слова свата. Тревога его все росла. Особенно после приема рабочей комиссии он чувствовал, что больше пяти минут Ее в состоянии усидеть на стуле. Он ходил взад и вперед. Беседовал по телефону с каким-то министром, посылал старшего сына в десятый раз навестить знакомого американского генерала, а сам добивался приема у премьер-министра. В душе он понимал, что все его судорожные метания бесполезны. Но ему не хватало терпения, ничего не предпринимая, дожидаться вечера.

– Этот негодяй ободрал меня как липку, – ворчал он. – Аристократ паршивый, в долг берет, а долгов не возвращает. Не может пустякового дельца обстряпать, развратник этакий. Только и способен, что швырять на проституток деньги из моего кармана. – Фармакиса душил гнев, терпение его лопнуло. – Я тебе покажу, аристократ паршивый, мошенник, кто такой Фармакис, – вне себя бормотал он.