Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза

Следуя за управляющим, Бен тоже поднялся на площадку второго этажа. Слева был какой-то проем. Бен попытался заглянуть в него, но уткнулся в темно-пурпурную бархатную портьеру.

— Это что? — поинтересовался Бен у управляющего, с деловым видом взбиравшегося по крутой лестнице на третий этаж, освещенный лишь тусклой электрической лампочкой. Тот буркнул что-то нечленораздельное. Бен разобрал лишь окончание — что-то вроде «кабинета».

На третьем этаже помещалась раздевалка, где в ряд стояли темно-зеленые шкафчики. Управляющий молча распахнул самую левую дверцу. Внутри на плечиках висела сильно накрахмаленная форма.

— Это что, форма? — спросил Бен по-японски. Его пронзительный смущенный голос, наверное, резал слух, потому что управляющий, казавшийся гораздо внушительней в желтом свете голой лампочки, вдруг сморщился и приказал, глядя мимо Бена, по-английски:

— Надевайть, надевайть! — потом прибавил уже по-японски: — Переоденешься, спускайся вниз.

Жестом изобразив, будто застегивает пуговицы, он показал пальцем на лестницу.

После чего опрометью бросился вниз, словно отделался от неприятной работы.

Оставшись в одиночестве, Бен задумчиво рассматривал висевшую в шкафчике белую форму, не осмеливаясь прикоснуться к ней. Вверху, у крохотного вентиляционного отверстия плясали розовые, голубые и лиловые огоньки. Неоновые всполохи беспорядочно метались в окошке, как шарики в игральном автомате, и казалось, только они и согревали холодную раздевалку. Из «кабинета» донеслись музыка и звуки высокого женского голоса. Песня становилась все громче. Бен с трудом разобрал лишь одну повторяющуюся фразу: «Только я».

Он скинул мокасины, медленно расстегнул пуговицы на фланелевой рубашке, которую ему купила в Вирджинии мать примерно в это же время в прошлом году. Его вдруг охватила нервная дрожь, даже страх. Еще до того, как он снял рубашку и джинсы, ему показалось, что он совсем-совсем голый. Он еще никогда не чувствовал себя таким беззащитным.

Он достал из шкафчика куртку и поднес ее к свету электрической лампочки. Ткань оказалась застиранной, в тон порозовевшей от холода кожи Бена. У ворота куртка пообтрепалась. Интересно, сколько таких же вот тощих мальчишек, сбежавших из дома, надевали до него эту куртку? Сколько их отринуло уют родного гнезда вместе с одеждой, заботливо купленной родителями, чтобы найти себе прибежище в ночном Синдзюку?

Бен сбросил фланелевую рубашку и надел белую куртку. Она пришлась точно впору. Он застегнул пуговицы до самого ворота и оглядел себя. На нагрудном кармашке крохотными буквами было вышито «CASSEL». Тут Бен впервые осознал, что английское слово написано с орфографической ошибкой. Правильно было бы «CASTLE» — «замок». Ну и что. По-японски-то все равно никакой разницы нет. Бен шепотом повторил японское звучание. Приятный, гладкий, как галька, звук. Натянув форменные брюки, Бен засунул свои вещи в шкафчик. Бросил взгляд на длинную лестницу, спускающуюся к площадке второго этажа. Недавний страх испарился.

У парня был нездоровый бледный цвет лица. Причем не только из-за искусственного мертвенного света пластиковой люстры. Вид у него действительно был больной, но отнюдь не жалкий. Скорее даже высокомерный. Парню явно не исполнилось и двадцати, но впечатление было такое, будто он проработал в этом кафе лет сто. Во всяком случае, он мог простоять на своем месте у стойки на втором этаже, не двигаясь и не отходя никуда, много часов.

Когда Бен спустился по лестнице на второй этаж, парень уже поджидал его. Он натянуто улыбнулся — ведь Бен был в точно такой же форме. Но стоило Бену приблизиться, как улыбка погасла. Бен подошел еще ближе к стойке, на которой аккуратными рядами стояли стаканы для воды и чисто вымытые пепельницы. Парень попятился. Бен даже растерялся. Надо поскорее представиться, лихорадочно подумал он. Только вот ему еще ни разу не доводилось представляться по-японски. Можно сколько угодно кланяться, а вот сказать-то нечего. В голову лезет какая-то чушь, вроде предложения из учебника японского языка, которое Бен когда-то почерпнул в университете W. В данном случае она просто нелепа. Интуитивно почувствовав это, Бен выбрал кое-что попроще: «Рад познакомиться. Меня зовут Бен Айзек».

Сказал — и самому стало неловко. С Андо он никогда так не разговаривал. И зачем только он сказал эту неуклюжую фразу? Однако парень отреагировал самым обычным образом. Он даже глазом не повел, словно и не заметил смущения Бена. Он промолчал и долго-долго смотрел на американца. Форма-то такая же, а вот лицо…