Ровнехонько седьмого ноября (в чем, собственно, я тут же, блядь, усмотрел некую символическую преемственность между старыми и новыми праздниками) мне удалось за пятичасовую смену записать все функционально важные инструментальные партии. В трех песнях даже пришлось самому записывать бас. Я целых три недели ждал пока «отелится» господин Коновалов, так радостно желающий взяться за песню «Я тебя ждала», говоривший с уважением старшего к младшему, что это правильно, и надо приучать молодых слушать музыку на пять восьмых, и раскрутившего меня уже полтора месяца назад на то, чтобы стереть почти готовый первый вариант, и начать все заново, — но я не дождался. В очередной раз придя к банальному выводу, что в этом ебаном мире расчитывать на чью-либо помощь кроме своей собственной не приходится, я сел за свои клавиши и через некоторое время, слегка изменив общую аранжировку, вырулил вполне по моему мнению подходящий басовый тембр.
Когда я все это придумал и сам, наконец, увидел в дальней дали конец всей работы, мне пришлось подождать всего каких-то недели две, пока у Эли снова появилось на меня время и, решительный, непримиримый и злой, соответственно закатал на ленту всю придуманную хуйню. Осталась лишь гитара кое-где. Но я верил, что Ваня все сделает хорошо.
Я позвонил Н. Мне показалось, что она была мне рада. Она милостиво согласилась в ближайшее же время встретиться со мной и взять послушать кассету с моим исполнением ее вокальных партий и листочки с текстами.
Н., как положено всем серьезным осьмнадцатилетним девочкам, производила невъебенно занятое впечатление. Отчасти, я ее понимал. Девочке предстояло в этом году заканчивать Гнесинку. Но, так или иначе, в ближайший вторник мы встретились с ней, а через неделю встретились снова, в ходе каковой уже второй встречи выяснилось, что она девочка талантливая, и уже все выучила.
Много смен мы потратили на запись вокала, но Эля была очень мила, изо всех сил стараясь ничем не скомпрометировать «взрослого» меня в глазах юной красавицы, и у нее получалось неплохо. Да и я тоже старался. Все было пиздец — серьезно. И на редкость удачно складывалось. Так, например, как раз в тот день, когда бедную маленькую Н. пришлось задержать на полтора часа вместо того времени, которое она изначально хотела мне посвятить, мне ещё утром до встречи с ней посчастливилось заработать свою скромную копейку поэта-песенника, в силу каковых обстоятельств я доставил ее на пойманной машине к самому подъезду ее дома, чем был невероятно горд. Это же получилось прямо какое-то чудо!
Месяц сидел я без денег и без заказов, и это надо же, что за неделю до той чудесной во всех отношениях смены, мне позвонили клиенты, и как раз за пару часов до «стрелки» с Н. удалось срубить денег за уже выполненную мной работу. Охуительно!
Почему так никогда не получалось с Имярек? Почему все относительно денежные периоды моей жизни проходили на глазах не у моей любимой, а у каких-то иных женщин и девочек?! Я не знал ответа на этот вопрос, и как всегда от отчаяния сваливал все на злого Небесного Папу, который систематически мешает моему личному счастью.
Нравилась ли мне Н., как женщина? Да, конечно. Мне нравятся почти все женщины, которых я когда-либо видел. Нравилась ли она мне более остальных? Да, и это тоже так. Она была очень красивая девочка. В каком-то варианте судьбы у нас могло бы что-то срастись. Мне очень нравился ее голос, ее глаза, ее ещё немного по-детски пытливый ум. Почему же тогда ничего не вышло? Я не знаю. Очевидно ее восемнадцать лет были слишком похожи на мои представления о юности Имярек, которой я не застал по причине слишком юного собственного возраста и в силу ещё многих и многих других обстоятельств. Я видел Н. в ее будущие тридцать лет, и понимал, что это та же Имярек, только чуть-чуть более зависимая от мнения окружающей среды, хотя и Любимой моей таковой зависимости тоже не занимать, хоть это и противоречит ее собственным представлениям о себе. Но уж тут ничего не поделаешь. Все мы люди, все мы боги, все мы чудо-носороги!.. Я вам так скажу.
С другой же стороны я понимал, что с Имярек мне ничего не светит. Она так и не объявлялась после того плачущего звонка. Я верил, что ещё буду с ней счастлив, но у меня уж слишком обширная душа и ум. Поэтому я подсознательно, даже лучше сказать, истинктивно присматривался к Н.
В конце концов, я успокоился на том, что если она сама проявит инициативу, я не откажу ей. Это было по-взрослому гадко и нечестно, но я почему-то решил для себя все именно так, отлично понимая при этом, что инициативы от восемнадцатилетнего ребенка, который неизвестно ещё, не девственница ли часом, даже если она и будет чего смутно-смутно хотеть, ожидать более чем бесполезно. Чему я, откровенно говоря, и радовался, потому что Имярек все же сидела в голове, как и сидела. И мало того, время от времени где-то под утро, часов в пять или шесть в моей квартире иногда громко и величественно, словно набатный колокол, долгими звонками голосил телефон, а когда я поднимал трубку, там копошилось молчание.
Читать дальше