Макс Гурин - Новые праздники

Я такие вещи всегда в рот ебал, потому что и сам предрасположен к чужому влиянию, но с детства зная об этом, всегда заведомо старался педупредительно выебать все в рот, что последнее время у меня стало так хорошо получаться, что тот же Сережа ныне поет мне песни о том, что у меня, дескать черная энергетика, и я всех подавляю. Экая гнида! Экий сукин сын! У тебя, блядь, энергетика светлая! Иди на хуй, дружище!..

А с Вовой все в свете моих девичьих песен складывалось весьма благополучно. И вообще очень мне стал близок в очередной раз этот самый Вова. Однажды, можете себе представить до какой степени он охуел за эти месяцы одиночества, он долго смотрел, как я надеваю ботинки, уже совсем собравшись от него уходить после очередной репетиции, и вдруг сказал: «Подожди, я с тобой поеду!»

Я так и охуел.

— Куда это? — спросил я.

— Да не знаю, хочется куда-нибудь в центр съездить, — ответил он и тоже начал одеваться.

И мы поехали с ним в парк Сокольники, в котором в последний раз я был до этого во втором классе общеобразовательной школы. И мы там сели жрать шашлык с красным вином. И все было сказочно заебись. Был трогательный летний субботний вечер.

В понедельник же мы с ним записали бас у Эли и пошли ко мне тусоваться, ввиду близости к «Мизантропу» моего дома. Там мы уже совсем растрогались за поеданием пельменей моего приготовления и решили, что вот сейчас я свою попсу закончу (а я думал, что мне остался месяц — не больше. Наивный хуесос!), и мы Другой Оркестр восстановим.

Это же клево, говорил Вова, когда группа распадается, а потом вновь собирается вместе, живые, мол, люди, поругались-помирились, тру-ля-ля. Я горячо согласился с ним. Мы, бывшие филологи, даже довольно быстро пришли к конценсусу по некоторым организаторским вопросам и по вопросам определения стилистики, в которой будет действовать новый Другой Оркестр, и счастливо разошлись.

Когда Вова ушел, радужность куда-то пропала. На ипподроме моей левой душонки тут же случилось то, что и должно было случиться: вырвалась вперед злоебучая темная лошадка. Она громко проржала мне в самые уши, что авангардный поезд «серьезного искусства» ушел, что ничего не выйдет, да и к тому же неужели же я действительно могу хотеть совместных музыкальных занятий с Сережей, от каковых я зарекся ещё в апреле, когда не вышло играть всем составом мою попсу. Я нашел, что во мнении темной лошадки безусловно есть свои рациональные плевелы, и решил поступить по-взрослому: сейчас я буду заканчивать «попсу», а там будем посмотреть.

Но мне не довелось в ближайшее время оказаться там, откуда бы я действительно мог посмотреть. Мне не довелось оказаться на этом, блядь, наблюдательном пункте ни через месяц, ни через полгода, ни через год. Тогда я ещё надеялся на другой исход…

В конце середины сентября мне оставалось буквально записать вокал на уже почти полностью готовые «болванки». Разве что только стоял вопрос о том, не переписать ли гитару, которая не везде звучала так, как я ее себе представлял. В этом первом студийном варианте, который был в скором времени решительно уничтожен, должны была играть и Добриденка на виолончели, и Женя Костюхин на трубе, и некий Леша на саксофоне и кто только ни на чем. Единственным из вышеперечисленных человеком, которому удалось как-то непонятно поучаствовать в данном процессе, оказалась Ира Добридень. Но все получилось так себе, потому что у нее не нашлось времени как следует выучить мои ноты, а я понадеялся, что у нее все получится (дурак!) и ещё подгонял ее. Это была глупость с моей стороны. Меня вообще к тому времени уже начало изрядно подгружать, что все происходит так долго.

Н., с которой я договорился уже о ее вокальном участии в данном проекте, я предусмотрительно пока не звонил, и хорошо делал, потому что однажды вечером Эля сказала мне, что она, конечно, извиняется, но по ее мнению мы заняты хуйней. Не кажется ли мне так тоже, осведомилась она.

И мне действительно давно уже так казалось, хоть я и любил всей душой эти мудацкие песни. Я боялся себе в этом признаться, потому что мне было жалко потраченного элиного времени, да и своего тоже.

Вообще тот вечер оказался переломным в этой моей великой войне. В тот вечер я по-настоящему понял, насколько же она будет долгой. Я как раз был занят лихорадочным взвешиванием своих шансов на хоть какой-то успех хоть в каких-то своих делах, когда в аппаратную вошёл уже официальный элин супруг Володя Коновалов.