Макс Гурин - Новые праздники

Эля опять этому обрадовалась и сказала, что у нее есть на примете замечательный зал, принадлежащий одной музыкальной школе, в которой она училась в детстве играть на скрипке, и что там мы все можем записать, а сведем уже у нее на студии. Ну чем не вариант!? Мне все это очень понравилось.

Хотя, конечно, все оказалось так, как я и предполагал: начались бесконечные созвоны и переносы стрелок, планов, конкретных дней начала записи и так далее. Я тогда ещё не привык к подобной хуйне. Видимо, раньше мне просто везло. Я прекрасно понимал при этом Элю, которая переживала тогда романтический период в отношениях со своим будущем мужем Володей. Моя же возлюбленная неизвестно чем занималась где-то за две с половиной тысячи километров от меня, а наши короткие телефонные разговоры неизменно повергали меня в депрессию. Говорить так со мной было очень глупо и неразумно с ее стороны, ибо я без сомнения сильный человек, и могу свернуть горы ради того, чтобы воссоединиться с любимой. От любой подобной любимой требуется только одно, если она действительно хочет быть со мной рядом, а Имярек тогда ещё этого хотела, или ещё была в состоянии содержать в своем больном сознании робкие иллюзии семейного счастья, — не говорить мне, что я говно и ни на что не способен. В меня надо верить, и лишь тогда будет победа! Не надо говорить мне, что я охуительный, надо просто не говорить мне, что я говно. Я ничего не могу с собой сделать. Сама физиология моя противится тому, чтобы изо дня в день сворачивать эти невъебенные горы во имя соединения с женщиной, которая хуй знает за кого меня держит. Я не умею так и не хочу этому учиться. Вы, женщины, предаете меня при первом же соблазне, а я потом мучительно, годами работаю над тем, чтобы разлюбить каждую из вас. Я уже люблю другую, а продолжаю разлюблять вас, предавших меня. Другая — она, как правило, милая и хорошая, она только иногда позволяет себе невольный выпад о том, чтоб я, де, уебывал в свои разрушенные замки, но потом ей стыдно передо мной за это. И никто из нас не виноват, что каждый раз, когда мне попадается удивительно приятная, искренне любимая мной, добрая и чуткая девочка, так же искренне любящая меня, — в недрах моей дурацкой душонки все время делает свое черное дело какая-то, блядь, новоявленная Роковая Женщина, которая даже уже почти не помня обо мне, мешает моему счастью с настоящими ангело-девочками. Какого хуя! Какого хуя, блядь?!

А такого хуя, что я вижу, как им, ебаным мною в иной исторический период, Роковым женщинам, хуево, как им больно, как они плачут, как они казнятся из-за мужчин, которые не то что их, моих бедных девочек, но даже, блядь, и моего-то мизинца не стоят. Я вижу этих роковых девочек, я вижу, как они слабы, как им, бедняжечкам, важно отыграться хоть на ком-то, как важно для них верить в легенды о бедных далеких мальчиках, всю жизнь плачущих по ним, живущих с другими, обычными на их взгляд, девочками, в то время, как они сами — это, блядь, пиздец какое чудо! Я вижу все это, и мне сразу так хочется их приласкать, поцеловать в ушко, нашептать какую-нибудь красивую сказочку, провести с ними полную любви ночь, а утром опять поцеловать их в ещё спящие глазки, ещё поцеловать и пойти к своей Единственной Любимой, которой, каким бы понимающим всё человечком она себя не считала, ни в коем случае нельзя об этом рассказывать, ибо все девочки — они все девочки и есть. И что я могу поделать, если мне хочется их всех приласкать! Я же не выебать их хочу! Пускай себе их голливудские их красавцы ебут, срывают с них одежду решительным жестом, ебут их в подъездах, и в прочих экзотических ситуациях, — а я им хочу дать совсем другое. Мне неинтересна героическая ебля. Для этого вон сколько умельцев, блядь, по земле ходит! Мне им хочется сказки рассказывать и в ушки целовать, в глазки и в прочие нежные местечки. И пусть, если им нужно, они себя Роковыми Женщинами по отношению ко мне считают. Пусть. Я-то знаю, что я просто их глупая добрая мама. Даже не папа, а именно мама. Что поделаешь. Они, наверно, меня потому и бросают, что у девочек с мамами всегда отношения сложные. Они все больше диких животных для постели предпочитают. Ебать меня в голову! И это, блядь, при том, что все мои мастурбационные грезы в пубертатный период были отмечены неизменно садистской направленностью. Впрочем, здесь все понятно, компенсация, ебемте! Что тут поделаешь!

Короче говоря, с записью новой, блядь, музыки на элиной студии ни хуя не вышло. Где-то в марте, когда наконец, закончилась моя ремонтная работа с Сережей, и он был счастливо устроен с моей подачи на «бочковскую» студию, я начал опять интенсивно звонить Эле, а она радостно пересказывала мне по телефону какие-то впечатлившие ее только что видеофильмы и знай себе переносила сроки начала записи. В какой-то момент я сказал, что звоню ей ещё три раза, и если она опять будет все переносить, значит не стоит связываться, и это все не мой шанс. Как вы догадываетесь, эти три раза благополучно минули, и я оставил идею серьезной записи своих авангардных опусов.