Макс Гурин - Новые праздники

Вова понял все это через год, после меня, и я не стал ему ставить в упрек, что прошлой зимой он столь радостно надо мной потешался. Подумаешь, блядь, с кем не бывает? (Риторический вопрос, бля.)

Впрочем, конечно, все это понималось мною и раньше, но это не было чувством. Спустя полгода Жестокий Папа подослал мне в качестве второй Единственной Возлюбленной столь глубоко верующую в него Святую Елену. Я не оценил всей глубины его, папиного, самопожертвования. В том и кошмар, что живя рядом с Ленкой, я будто не с ней сожительствовал, а на повышенных тонах вел дискуссию с Господом. Теперь наоборот. Прости меня, Ленушка. А твое мнение, Господи… Как бы я хотел, чтобы оно перестало меня интересовать. Как бы я этого хотел…

Все четыре года существования Другого Оркестра я представлял себе смысл своего и нашего музыкального творчества в том, чтобы создавать так называемое в физике «поверхностное натяжение» на говёной жидкости бесмысленной человеческой жизни. Отсюда и склонность к минимализму, само существование какового представлялось мне обусловленным открытой мной аксиомой, что всё — говно, и всё всегда одно и то же. Как и откуда все это вытекает — мне объяснять невъебенно лень, но можете быть уверены, что у меня все логично на ваш манер.

Я представлял себе весь этот окружающий пиздец в виде темной мутной и ледяной воды (видимо, Юнг прав, рассматривая образ воды как символ подсознательного начала), а нашу музыку я, соответственно, мыслил как тонюсенькую корочку более чем хрупкого льда, на который лучше только смотреть, и боже упаси наступать, ибо это конец. Так мы и жили.

При этом мы, разумеется, были молоды, и потому изначальная и она же окончательная пиздецовость мировоззренческой платформы нисколько не мешала нам счастливо и много, как принято говорить, тусоваться, вместе переживать ебаные катарсисы, как я это называю, часы-X, как это называет Добриденка, и ебать мозгА, как это называют Сережа с Вовой, неизменно радуясь тому обстоятельству, что мы друг у друга есть.

Именно тогда и как никогда мы всей тусовкой искренне ненавидели попс, потому что считали, что им занимаются одни тупицы, жаждущие тупого быдланского благоденствия. А попсом мы считали практически все, что легко воспринимается большими массами населения, что, в свою очередь, не мешало нам любить Мамонова, «Аукцыон» и прочую вполне повально увлекательную музыґчку.

Самое смешное, что мы считали так поголовно все. По крайней мере наше небольшое ядро в лице меня, Сережи и Вовы. Мало того, мы постоянно подпитывали друг друга ненавистью к одним проявлениям человеческой души и любовью к другим. Мы постоянно жадно делились друг с другом новой музыкой, новыми знаниями, и, блядь, всем нам хотелось пиздец чего.

На закате нашего существования мы даже хотели было начать подготовку культурной революции. Правящим классом со всеми основаниями была названа попса, а авангард и стремление докопаться до самой сути бытия — это якобы, блядь, угнетенный интеллигентный народ, который кроме прочего не хухра-мухра, а практически очередные новые арийцы с невъебенной волей к победе и мировому господству. Мы, во всяком случае, я, бредили фантазиями на тему, что, вот, как было бы заебись, если бы на улицах на рекламных щитах вместо всякой, как я тогда думал, хуйни типа того, что «имидж — ничто, жажда — всё» висела бы какая-нибудь авангардная крышесворачивающая поебень и так далее в таком же духе во всех отраслях человеческой жизнедеятельности до победного конца.

Впрочем, может быть, все это было только мне интересно. Я не помню, да и вспоминать не хочу. Все равно потом все пошло на хуй. Эх, блядь, даже сейчас немного грустно. Эдик Лимонкин наверно бы меня понял в иной период собственной биографии. Теперь ему по-моему тоже все по хуям. Он старый, я старый. Хули с того, что он мне с большим успехом годится в отцы.

Хотя, бесспорно, было время, когда я не отсекал, ЧТО конкретно в литературе с семиотической точки зрения соответствует тому же самому в музычке, в силу чего какое-то время вполне безбедно сосуществовала в моей координатной системе всякая сложная модернистская и поставангардная писанина с самой натуральными попсовыми песенками, где много ритма, драйва, кайфа и леший бродит, будучи нетрезв, обкурен, обколот и счастлив, как сам ДиОнис.

А про соответствия я понял позже, а ещё позже, ради чего, как говорит Сережа, речь веду, понял, что ни хуя я не понял и, наверное, никогда не пойму, потому что всё — ещё большая хуйня, чем ранее предполагалось.