Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

Когда Джо Браун произнес финальную реплику картины, Чик подхватил ее и стал повторять.

— «У каждого свои недостатки!», — нараспев декламировал он, а Том потянулся за пультом. — «У каждого свои недостатки!»

— Я боялся, тебе не понравится.

— Мне нравится.

— Никогда бы не подумал.

Чик задумчиво продолжал смотреть на погасший экран. Сказал:

— Он шутить над Америка.

— Да. Именно так, верно? Ну, разумеется, он же по происхождению немец, точнее, мне кажется, австриец, — ответил Том только потом понял: Чик имеет в виду фильм, а не режиссера.

Возвращаясь к себе в подвал, китаец заглянул в кухню, хихикнул:

— У каждого свои недостатки! — и был таков.

Дом сотрясался от грохота строительных работ. Через новое стекло в окне у лестницы косой луч солнца, пронизывая мириады пылинок, падал на елку, окруженную облетевшими коричневыми иголками и упавшими игрушками. От некоторых остались одни серебристые осколочки. Подрядчик снял дверь с петель, и порывы зябкого ветра, долетавшего с улицы, смешивали деревянную стружку и платановые листья с крутящимися обрывками бумаги. В дверном проеме на уровне пола виднелись говорящие головы Чика, Ласаро и Хесуса — отдельно от тел. Рабочие походили на героев кукольной комедии и вопили друг на друга на невообразимой смеси английского с испанским и китайским, перекрывая адский грохот кувалды и визг пил.

— Enano! [121] Коротышка! ( исп. )

— Beso mi culo! [122] Поцелуй меня в задницу! ( исп. )

— Ты, ублюдок!

Том спрятал пресс-папье за массивной антологией поэзии Луиса Унтермейера [123] Луис Унтермейер — американский поэт. в черном переплете — туда лазить никому не интересно, это точно — и на велосипеде отправился в магазин «У Кена». Вернулся и сразу услышал, как Чик прокричал нечто, прозвучавшее похоже на боевой клич котяры, участвующего в территориальном конфликте на крыше. Запахнувшись поплотнее в поношенное зимнее пальто, Том сел в «фольксваген» и отъехал. Он жаждал тишины и покоя.

Том проезжал мимо решетки Фримонтского моста, и тут начался воображаемый разговор с Бет. Она будто бы сидела с ним рядом этаким хмурым грозовым облаком, омрачавшим не по сезону ясное утро. Как она несправедлива! Том резким движением переключился со второй скорости на третью, что-то в автомобиле даже пискнуло.

— Извини, — сказал он. И потом: — Послушай…

Поехал дальше, мысленно пререкаясь с Бет. Машины двигались медленно, то и дело останавливались. Свернув вправо, к выезду с междуштатной магистрали, Том произнес вслух:

— Никогда и представить себе не мог, что ты окажешься такой до чертиков ограниченной.

Город постепенно сошел на нет, начались уродливые окраины. Обвешанные флажками агентства по продаже автомобилей, длинные ряды магазинов и автостоянок, склады пиломатериалов, закусочные «Тако Белл», студии восточных боевых искусств — все выглядело еще безобразнее в неумолимом солнечном сиянии. Тем временем Бет — испорченное и неблагодарное создание — продолжала со своего сиденья изводить Тома.

— Да тебе и в голову не пришло… — отругивался он. — Можно было бы проявить простую порядочность и…

Женщина за рулем красного джипа без всяких сигналов проскочила впереди, и Том хватил кулаком по клаксону. «О чем думает эта стерва?» Потом пришлось надолго застрять позади еле тащившегося грузового фургона. «Да тронешься ты, черт дери, или нет?» Бет адресовалось следующее:

— Ты предала меня, ты предала нашего ребенка, и ты предала себя.

Покрышки на колесах заскрипели, когда Том рывком затормозил у парковки, работающей с 7 до 11.

Все больше раздражаясь, он стоял у прилавка и ждал, пока продавец — болтающий по мобильнику сикх в тюрбане — заметит присутствие покупателя.

— Пачку «Мальборо». Нет, не этих, красных.

Неприятно удивила цена на кассовом чеке. Том полез в карман за мелочью.

— Спички?

— Да, конечно, спички для этого дела вообще-то нужны.

Узнает она у меня!

Но теперь Том даже смог улыбнуться всей нелепости своей выдумки. Садясь в машину, он уже снова владел собой, и никакая Бет не сидела рядом. Покупка сигарет вытеснила ее на периферию внимания. Пристроившись к потоку транспорта и считая оставшиеся до поворота улицы, Том почувствовал: гнев его прошел.

В последний раз он выезжал сюда за год до рождения Финна. Ян Тэтчелл обнаружил тропу через Саммамишскую Топь и восхищенно расписывал, что «это, наверное, самые ровные двенадцать пеших миль на всем Американском Западе». Том и Ян, прихватив с собой Энгельса, черную собачонку Тэтчеллов, как-то летним воскресным вечером гуляли по найденной непритязательной дорожке, регулярно останавливаясь, дабы заглянуть в заведения, которые Ян упорно называл пабами. С помощью автомобильного атласа Том добрался до той же засыпанной битым кирпичом прогалины, где они с Яном останавливали машины шесть лет назад.