Игорь Бурлаков - Столичный миф

Она снова большой человек в фирме. За ее спиной — все важные Лехины документы. Светка знает, как из этой бумажной каши быстро и правильно извлекать нужную информацию.

Время — полседьмого. Давно можно уйти. В особенности это относится к Светке. У нее дома сидит только что пришедший с работы молодой муж. Молодой муж сидит дома голодный, потому что накормить ужином его некому, ему тоскливо и скучно. Но Светка и два Семеныча уйти пока не могут. Они хорошо знают, что от них требуется не только работа. Специалист — это здорово, но специалистов на Москве достаточно. От них ждут лояльности. Лояльность на Москве всю жизнь в дефиците. Лояльность — это большой плюс. Вот потому они и сидят, сумерничают вместе с Лехой.

В холле зазвонил телефон. Через полуоткрытую дверь хорошо слышно Светкин голос. Семен Иванович что-то в нем угадал; отбил на клавиатуре «Alt-Tab», сменив на экране окошко «Сумасшедшего госпиталя» на таблицу «Exel». Почти одновременно с ним, в комнате напротив, Семен Георгиевич сложил вдвое газету и бросил на стол.

В холл они вышли синхронно. Леха сидел на уголке Светкиного стола:

— Они два дня в каком-то тупике стояли.

— Обошлось? — спросил главбух.

Леха кивнул:

— Их в тупик по ошибке загнали. Завтра должны доехать.

— Надо было самолетом… — заметил Семен Георгиевич.

— Все равно потом перегружать на поезд. — Леха щелкнул зажигалкой: — Обошлось на сегодня. Я так думаю, можно расходиться. Семен Иванович, ты мне ключи с печаткой оставь, я сегодня сам под охрану сдам.

— Хорошо.

Леха сел на Светкино место, когда она ушла на кухню мыть чайные чашки. Подвинул поближе пепельницу. Жена хочет, чтобы он прожил дольше, поэтому дома ему не дает курить. Леха с ней согласен — это правильно. Но пока отказаться от сигарет на работе он не может.

Первым ушел дед. Ему целый час ехать в Царицыно, а завтра рано вставать. Завтра с утра Светка положит ему на стол тоненькую пачку листов с цифрами. Ее снова надо будет читать.

Бухгалтер какое-то время еще возился с компьютером, сохранял до следующего раза свою смешную игру. Завтра с утра его ждет долгая беседа с клиентом. Когда две конторы в торговле меж собой используют пять юридических лиц, иногда бывает сложно выяснить, кто кому из них сколько должен.

Надел пиджак. Подкидывая в левой руке портмоне с правами, на стол перед Лехой поставил железный пенал для ключей. Короткая трубочка. Синяя пластилиновая нашлепка для печати наверху. Пожал Лехе руку. Неслышно за собой прикрыл дверь.

На кухне гулко тренькнул фарфор. Убрав чашки и высушив полотенцем руки, Светка подошла к окну. Раскрыла косметичку, подвела губы. Аккуратно и сосредоточенно поправила тени у глаз.

В Москве у многих женщин синяки под глазами. Это не отек от нарушения обмена веществ. Это просто легкое потемнение кожи. Может быть, это сказывается климат, северный короткий день и привычка сильно нагружать глаза. Может, московские женщины просто мало спят. Так ли, иначе, закрасить синий цвет, не нанеся ущерб коже, очень сложно. Синий цвет просто маскируют другим, более мягким оттенком. Тонким слоем гигиеничной сухой краски — мелкого, бархатного порошка.

Перед выходом она позвонила домой. Муж должен подойти к метро ее встретить — слишком поздно одной идти через парк. Скоро ушла и она. Мелькнул в дверном проеме зажатый под мышкой длинный зонт в красную и зеленую полоску. Прежде чем стукнула дверь, Леха услышал «До свидания». Леха остался один. Потушил сигарету в пепельнице, а потом пошел в комнату налево. Сел у окна.

Наверное, ночью будет дождь. Наверное, ночью будет прохладно. Циклон, дожди, осень. Листья свое отвисели. Они еще держатся на ветру, они еще долго не станут желтеть. Но под утро в Москве бесшумно взорвется сентябрь, к рассвету на мокрых тротуарах окажется много-много ярко-зеленого конфетти.

Леха сидел, думал о всяких разных вещах. О том, как крайне несовершенные и, что говорить, весьма, весьма порочные люди могут вместе построить дом, в котором он сейчас сидел, прокопать тысячью нужных ходов холмы, на которых этот дом стоит, и создать весь этот мир вокруг. Любой, кто хоть раз видел изнанку людских систем, уже никогда не сможет поднять на них руку — потому что каждый гвоздь в этом мире полит человеческим потом. Каждый кирпич в этой стене согрет теплом руки. Каждую ступень в лестнице кто-то живой придумал и когда-то нарисовал на бумаге, кому-то было нужно, чтобы она сбылась. Частички людских жизней во всем, что есть вокруг. Что говорить, жизни эти временами были скучны, изредка занятны, а порой даже отвратительны. А вот город получился в целом — великолепный. И это есть чудо. Потому что логически объяснить, как все это произошло, — возможности нет.