Джеймс Олдридж. - Дипломат

Она ждала от него ответа, но он только сказал смиренно: – Не спрашивайте меня, я знаю не больше вашего.

– Неправда, – горячо возразила она. – Вы знаете их язык и разбираетесь в том, что происходит. Разве они не понимают, что мы здесь для того, чтобы совать нос в их дела?

– Как они могут понять это? Кто, например, в Хаджиабаде может знать, что сеида сюда направила длинная рука департамента по делам Индии? Наше вмешательство всегда слишком косвенно и неуловимо. В Тегеране оно иногда обнаруживается яснее, но не настолько, чтобы иранцы могли понять его до конца и остановить. Для этого нужно добраться до его истоков.

– Тогда я вам советую начать с Гарольда, – резко сказала Кэтрин. – Каких еще истоков вы хотите искать?

– Мне кажется, он правильно оценил тазию.

– Ничего подобного, – сказала Кэтрин. – Вы с самого начала были правы. Что бы Гарольд здесь ни увидел, на него это никак не подействует. Если он вдруг откажется от мысли искать опоры в религиозном фанатизме, то только потому, что он питает отвращение к потаенным уголкам человеческой души, не исключая и собственной. Это не имеет ничего общего с его политическими взглядами. Он в самом деле считает большинство людей дураками, и, по его мнению, ничто не может их изменить. Ничто!

– Мне все же кажется, что тазия кое-чему научила его.

– А мне не кажется, – сердито сказала она.

Прагматист Мак-Грегор и нативистка Кэтрин поменялись ролями, но одна только Кэтрин понимала почему.

– Этот отдельный случай не должен путать ваше представление о том, что делает Эссекс, – сказала она. Мак-Грегор ясно видел ее дыхание, белое в морозном воздухе. – Вы и он добиваетесь совершенно разных вещей.

Он сказал, что это ему известно.

– Вот и делайте из этого соответствующие выводы, – сказала она.

Мак-Грегор не испытывал ни малейшего желания пускаться в сравнительную характеристику самого себя и Эссекса – ни с психологической, ни с политической точки зрения.

– Я хочу от Эссекса только одного: чтобы он беспристрастно судил о том, что видит. Если он научится думать самостоятельно, вместо того чтобы следовать политике Фокса, тогда стоило приезжать сюда.

– Никогда он не будет судить беспристрастно, пока ему нужно придерживаться определенной политики.

– В здешних условиях некоторые политические установки легко могут оказаться несостоятельными.

– Только не в глазах Гарольда, – возразила Кэтрин. – Он способен цепляться за свою позицию вопреки всему. Никакие влияния извне не поколеблют его, если он принял решение. А он уже решил проводить здесь политику Фокса.

– В этом я не уверен.

– А я уверена, – сказала она. – Не обольщайтесь относительно Гарольда и не рассчитывайте на его благородство и справедливость. Добивайтесь своего, не жалея сил.

– Я так и думаю поступать. – Мак-Грегор попрежнему лежал на спине, глядя в ночное небо. – Каждый раз, когда он будет разговаривать с кем-нибудь из агентов посольства, я буду тут же возражать ему. Я не люблю спорить с ним, но другого выхода нет, и, быть может, это на него подействует. – Он повернулся на бок, чтобы посмотреть на Кэтрин, и про себя ругнул Эссекса за то, что тому вздумалось поехать в Курдистан верхом: все тело нестерпимо ныло и даже вытянуть ноги было больно. – Хотел бы я, чтобы все уже было позади и я мог выпутаться из этого дела, – сказал он.

– Вот как? – вызывающе спросила Кэтрин. – Вы хотите оставить судьбу этой страны в руках таких людей, как Эссекс, Пикеринг и Фокс?

– Нет. Я считаю, что судьбой страны должно распоряжаться ее собственное население.

– Это не дает вам права отмахиваться от политического значения вопроса.

– Я и не отмахиваюсь.

– Так что же вы намерены делать?

– Кое-что я все-таки делаю.

– Может быть, но все это имеет узко местное значение. Вы не умеете шире смотреть на вещи. Ведь то, что здесь Делает Эссекс, – это только часть определенной политической и дипломатической программы. А что вы против этого предпринимаете?

– А что я должен предпринимать?

– Не знаю, но, во всяком случае, вы должны решить, какова будет ваша позиция, когда наша поездка кончится. Ведь тогда-то вам и придется действовать.

– Пока я в Иране, я знаю, что хорошо и что плохо, но для всяких политических махинаций я не гожусь, и чем скорее я выйду из игры, тем лучше.

– А что вы думаете делать дальше? – спросила она. – Вернуться в Англо-Иранскую компанию?

– Это единственное место, где я могу работать по своей специальности, – уклончиво ответил он.