Макар Троичанин - Вот мы и встретились

- А тебе… - попробовала окрыситься Аня, но у неё ничего не получилось.

Мария Сергеевна, не обратив внимания на блиц-перепалку, продолжала характеристику незнакомца:

- Ступни у него никак не меньше… 45-го или даже 46-го размера.

- А этот самый… какого размера? – с намёком ехидно поинтересовалась Верка. Ей нравилось всех злить и особенно наблюдать, как выплёскивается ответная злость.

- Это ты у нас любительница измерять… этот самый, - язвительно отпарировала рассказчица.

- А чё особенного-то? – наигранно спросила ехидна. – У любого мужика важны два размера: этого самого и кошелька. Остальные достоинства я со временем привью ему сама… по мере надобности.

- Я смотрю – требования у тебя к некоторым мужским достоинствам явно завышенные, иначе бы не куковала одна, - подкузьмила хозяйка.

- Да у меня этих сомов… - возмутилась кукушка, - пачками на кукане следом ходят!

Анна коротко хохотнула:

- Ты бы прежде наживку приличную отрастила, - показала и она остро заточенные зубки, - а то ни задницы, ни титек нет. Разве что карася какого дохлого закуканила.

- А ты! – ещё больше взвилась рыбачка. – Что-то я не вижу, чтобы к твоим жирным телесам хотя бы мойвы липли.

- И никаким не жирным, - чуть не плача возразила Аня, для которой полнота, кстати сказать, вполне здоровая и привлекательная, была непреодолимым житейским бедствием, а всё потому, что очень любила она вкусно поесть и больше одного дня на диете не выдерживала. – Просто у меня конституция такая.

- Хватит! – оборвала обмен любезностями хозяйка. – Обе хороши! Задрипанные актрисочки!

- А ты! – окрысилась тощая из них.

- И я, - согласилась, глубоко вздохнув, Мария Сергеевна, - не лучше. – Налила всем вина и грубо предложила: - Жрите, тусклые звёзды коммерческого театрального искусства!

Анну не надо было приглашать дважды. Она первой привычно выцедила налитое пойло и осторожно надкусила очередной бутерброд. Чуть прожевав, спросила:

- Маша, что ты всё про ноги да… про этот самый. А лицо-то у него какое, как выглядит?

- А никак! – лицо Маши озарила лёгкая улыбка. Она вспомнила свой первоначальный испуг в машине.

- Как, никак? – удивилась простодушная Аня.

- А так! – рассмеялась Мария Сергеевна над той собой. – Всё волосами заросло.

- Ну и образина! – не могла не вставить злую реплику Верка.

- Сама ты образина! – обиделась за хорошего знакомого Мария Сергеевна. – Хоть и не обросла.

- Маша, да ты не отвлекайся на неё, - нетерпеливо попросила любознательная толстушка, - пусть со зла гнусавит. И что, весь-весь зарос? Начисто?

- Почти, - подтвердила удачливая хозяйка. – Лоб и голову закрывает пышнейшая белобрысая шевелюра, спускаясь крупными завитками до самых плечищ…

- Умопомрачительно! – восхитилась Анна, привычная к столичным недомужикам с проплешинами. – Как у шоу-попов, да?

- Половину щёк и уши закрывают роскошные бакенбарды, побольше, чем у городничего в «Ревизоре», подбородок спрятан в бороде, курчавящейся на концах, а губы не видны под запорожскими усищами…

- Как же целоваться-то? – встряла сексуальная Верка, мерно жующая рыбу без хлеба. – Небось, волосьев полный рот набрала? – спросила, нагло и безразлично поглядывая на заливающуюся рассказчицу.

- Верка! – пригрозила та. – Доиграешься, мать твою так!

А заноза, не торопясь дососав хребет, переключилась на другую жертву:

- Анка, закрой хлебало, а то от вожделения уже нереститься начала, - обратила злое внимание на выпавшие из приоткрытого рта сомлевшей толстушки, ясно представившей затянутый поцелуй в усищи, две икринки. Самка с недоумением посмотрела на неё до предела расширенными глазами, машинально подобрала икринки и равнодушно сунула в пасть.

- У него и грудь вся в шерсти, - приврала зачем-то Мария Сергеевна, а неугомонная Верка тут как тут:

- А ниже?

- Заткнись! – закричала вялая Анюта, но злюка и не думала затыкаться.

- Ты не очень-то расписывай, - озабоченно обратилась к Маше, - а то доведёшь девушку до оргазма.

А девушка с негодованием отмахнулась от неё и опять:

- Маш, а Маш, а глаза-то у него какие? Голубые, наверное?

Мария Сергеевна улыбнулась и примирительно разлила всем остатки солнечного зелья.

- Глаза? – повторила задумчиво. – Да как тебе сказать? Вроде и голубые, да не совсем. Может быть, и серые, но с голубизной, только очень-очень чистые, почти прозрачные, и такие, что когда смотрит на тебя, то кажется, что всю втягивает.

Анна опять раззявила рот.