Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

– Катапультируюсь… после тебя! – быстро, но твердо ответил он.

На эти размышления и просчет ситуации у экипажа ушло меньше одной десятой доли секунды – миг, невообразимо большой для уходящих в небытие и бесконечно малый для земного наблюдателя; оба летчика твердо знали, выбора на жизнь у них нет, у них есть только один выбор – правильно умереть. Но тот, кто сидел в задней кабине, еще надеялся на силу инструкции и воинской субординации.

– Я приказываю! – хрипел он. – Ты должен остаться!

– Выход, Никодим Иванович! – Саня двинул вперед ручку управления двигателем, одновременно переводя машину в горизонтальный полет; страшная перегрузка навалилась на них, в глазах померкло, самолет взмыл в пасмурное небо, которое показалось им ослепительно голубым, желанным, просторным и самым красивым небом во всем мироздании.

– Никодим Иванович, – Саня облизал языком пересохшие губы. – Вы помните, я задержался, чтобы написать две записки?

– Да… мне показалось странным.

– Я отдам их вам на земле. Там слово в слово описывается этот полет. Так погиб Гагарин!

– Юра?! Наш Юра?! Ты…

– Мы повторили его последний полет.

– А… а… – прозвучало нечленораздельно в ответ, и Саня до самого приземления не мог понять, что хотел сказать этим вечный комэск. Но когда Сергеев виртуозно притер машину к полосе и, зарулив на стоянку, выбрался из кабины, майор уже дожидался его внизу.

– Давай, – глухо сказал он, протягивая мелко дрожащую руку, и Саня молча вложил в широкую ладонь два листка бумаги.

«Никодим Иванович! – приблизив записку к самым глазам, читал Громов. – То, что произошло сегодня с нами, почти до конца повторяет, моделирует последний полет Юрия Алексеевича. Он не мог катапультироваться! И мы с вами теперь это знаем. Чистота эксперимента требовала, чтобы вы считали, будто на самом деле произошел отказ матчасти, и действовали бы применительно к ситуации, в согласии со своей совестью. Я пишу это перед полетом, но мне кажется, он уже окончен – вы действовали правильно! Вы хотели спасти меня, четко сознавая, что самому выбраться не удастся. А теперь восстановите в памяти наш обмен по СПУ и сравните с текстом второй записки. Если моя догадка верна, а я уверен, что верна, наши с вами последние слова по смыслу должны в точности соответствовать последним мгновениям тех, перед чьей светлой памятью мы склоняем головы».

На втором листке, написанном до полета, Громов прочитал:

«Произошел отказ матчасти. Экипаж мгновенно оценил обстановку. Если Гагарин катапультируется – Серегин погибнет. Гагарин не мог катапультироваться. Вот последние слова этих мужественных людей:

Серегин: – Прыгай, Юра!

Гагарин: – После тебя!

Серегин: – Я приказываю! Ты должен остаться! Ты памятник! Ты первый!

Гагарин: – На хрена мне такая…

В следующее мгновение произошло столкновение с планетой. Но если бы у нас, Никодим Иванович, была возможность полностью, до конца, повторить этот полет, то, наверное, удалось бы узнать еще две-три фразы. Я очень тщательно изучил ситуацию и думаю, эти фразы такие:

Серегин: – Прости, Юра!

Гагарин: – Девчонок жалко! Прощай!

Он жил как герой и как герой умер. Я хочу быть хоть немного на него похожим, Никодим Иванович. Поймите меня. Саня».

Большой, сильный, никогда не унывающий Никодим Громов, читая записки, полностью соответствующие тому, что произошло с ними и что они пережили, сдерживался какое-то время, но, когда сложил листки, уже не мог сдержаться и горько, тяжело заплакал. Он плакал молча, положив отяжелевшие руки на плечи отчаянного небожителя и уткнувшись лицом в его плечо, он плакал, вздрагивая всем телом и не стесняясь своих слез.

Леша уехал не простившись, ни о чем не предупредив; Саня и Дима, вернувшись после отпуска к работе, уставились в белый клочок бумаги и читали медленно, хотя в письме было лишь несколько слов. Всего несколько слов: «Ребята! Прошу об одном – не судите! Так получилось. Я сделал свой выбор… Мы уехали с Вероникой и Дашенькой на Север… Я начинаю все сначала, но знаю: даже начиная сначала, никогда не смогу забыть то, что мы пережили вместе. Вы всегда со мной, ребята!.. Вот адрес…»

На следующее утро Саня и Дима направились к проходной Центра подготовки космонавтов, где их уже с нетерпением дожидался Юрий не Алексеевич из группы «Сатурн», который должен был заменить Алексея, выбывшего из отряда по собственному желанию. Никто из троих не знал, что в это самое время в МИКе – монтажно-испытательном корпусе советского космодрома Байконур – начали готовить к старту корабль «Мир» новой модификации, нового поколения и что им предстоит лететь на этом корабле. Они узнали это позднее. И однажды ночью, возвращаясь после комплексных испытаний на тренажере, Саня вдруг подумал, что все было правильно, и тот путь, который они прошли, скоро приведет их к вершине ракеты-носителя, и в его жизни и в жизни друзей, шагающих рядом, наступит самая главная, самая ответственная минута. Дима, словно угадав его мысли, в привычной своей манере улыбнулся и без всякого перехода прочитал стихотворение Василия Федорова: