Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

– Итак, коллеги, наш пациент через пару дней встанет на ноги. Он просто перетренировался, – и, подмигнув Леше, спросил: – Ты здоров, голубчик?

– Я? – удивился Алексей.

И тут снова звуки гитар полились в распахнутые окна и протяжно зазвучал высокий, грудной голос Вероники:

– Так ты здоров? – переспросил, улыбаясь и словно ничего не слыша, старик.

– Здоров, доктор. – Ни на кого не обращая внимания, он заковылял к окну. – Я совершенно поправился!

– Ну вот, коллеги, вы все видели своими глазами. Комментарии, как говорится, излишни. Он абсолютно здоров. Оставьте человека в покое – я беру ответственность на себя… Впрочем, если хотите, – старик снова сделал неопределенный жест, – можете отправить его в отпуск или в санаторий… Эх, где мои осьмнадцать лет, – вздохнул он, бросив озорной взгляд на окно.

И круто повернувшись, пошел к двери.

Свита в белых халатах торопливо двинулась следом.

Солнце уже заполнило комнату, воздух, нагреваясь, терял ночную прохладу; натянув спортивный костюм и чмокнув жену, Саня спустился по лестнице и помчался к березовой аллее, где космонавты проводили часовую утреннюю зарядку. Все было ясно и определенно для него. После зарядки следовали холодный душ и вкусный завтрак, затем, влившись в мощный поток рабочих, инженеров, ученых, небожители расходились по классам, лабораториям, тренажерным и спортивным комплексам, ехали в КБ и на заводы, где создавались звездные корабли, садились в кабины реактивных самолетов, прыгали с парашютами, отправлялись за тридевять земель, чтобы искупаться в штормовом море или позагорать в пустыне… Саню и Диму (Лешу до вечера оставили в госпитале) ожидали сегодня первые, волнующие погружения в невесомость, это было ясно как день, ибо режим труда и отдыха в отряде соблюдался строго, жестко, и Сергеев, уже представляя себя в белоснежном скафандре, с особым удовольствием пробежал с сатурновцами пять километров по пересеченной местности и, перебросившись незначительными фразами с Юрием не Алексеевичем, вприпрыжку помчался по тропинке к дому.

Нет, никаких тревожных предчувствий не испытывал в то утро космонавт Сергеев. День начинался замечательно. Он любил Наташку, и Наташа любила его; самый великий эскулап планеты Земля заменил приговор, ожидавший Лешу, помилованием; методисты, проанализировав поведение экипажа в пустыне, поставили им зачет; невесомость, загадочная невесомость ждала, манила его; вечером ребята из группы «Сатурн» приглашали на просмотр новых песен; не-ет, грозовые тучи развеялись, небо безоблачно и лучезарно, жизнь прекрасна!

– Саня! – восторженно заорал неожиданно появившийся у дома Димыч. – Жизнь прекрасна!

– Прекрасна, Димыч! – тоже заорал Саня, стискивая друга в крепких объятиях.

– Я нашел! – Дима оторвал его от земли и поднял в воздух. – Это лежало на поверхности!

– Ура! – искренне возликовал Саня, не интересуясь, что нашел или подобрал на поверхности товарищ, главное – он нашел. – Ура!

И только тут заметил, что бортинженер выглядит очень странно: небрит, под глазами синева, рубашка измята, и явился не как обычно, к началу рабочего дня, а на целый час раньше.

– Слушай, – спросил он растерянно. – Ты, случайно, не загулял?

– Нет, Командир, нет. – Дима возбужденно схватил его за руку. – Идем скорее. Я та-кое притащил! – он подхватил с земли пухлый портфель, набитый до отказа чем-то тяжелым. – Да идем же! У тебя побреюсь, переоденусь. Просто недоспал малость. К тебе на крыльях летел, – и бросился в парадное.

– Значит… режим нарушил? – спросил Саня на лестнице, едва поспевая за ошалело несущимся товарищем. – И зарядку… не делал?.. Да?.. Нехорошо…

– Санечка! Красотулечка! – ухмыльнулся бортинженер, останавливаясь у двери. – Не порть настроение. Сам доктору скажу, что не спал. Но эта ночь… Ах, эта чудная ночь, – запел он с восторгом, входя в прихожую. – Наташа! – крикнул громко. – У вас нежданный, но любимый гость. Можно?

– По голосу слышу, что ты счастлив, Дима. Как новорожденный младенец, – засмеялась на кухне Наташа. – Поздравляю тебя, не знаю с чем. Сейчас будем завтракать.

– Подожди с завтраком. Иди сюда. Ты льешь бальзам на израненную душу. А то Сергеев все пилит… – Дима метнулся к журнальному столику, открыл портфель, руки его заволновались, он замер на мгновение, затем бережно, осторожно, будто извлекал тончайшее, хрупкое стекло, достал небольшую коробочку с катушкой из толстого, посеребренного наверху провода, двумя тумблерами и обыкновенной лампочкой от карманного фонарика. – Смотрите! – с гордостью поставил устройство на столик.- Лицезрейте! Запоминайте свои мысли и чувства! Засекайте точное московское время! Все это войдет в анналы истории и будет передаваться из поколения в поколение! Вы присутствуете при рождении новой эры!