Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

– Иван Петрович! Товарищи и коллеги! – между тем вдохновенно, как на митинге, начал Хмырьев, изредка кося глазами в блокнот, лежащий перед ним. – Как вы прекрасно знаете, космическая медицина изучает влияние факторов космического полета на здоровье и работоспособность человека, разрабатывает меры профилактики и лечения заболеваний, обусловленных в основном длительным пребыванием в невесомости наших отважных космонавтов! – он бросил многозначительный взгляд на Саню и Диму. – Вы также знаете, что в невесомости изменяется ряд жизненно важных функций живого организма – обмен веществ, водно-солевой состав, кровообращение, наблюдаются расстройства вестибулярного аппарата и многое другое.

– Да, да, коллега,- кивнул, не открывая глаз, Иван Петрович. – Мы все это хорошо знаем. И совершенно с вами согласны.

– А если так, друзья, я перехожу к главному, – Хмырьев победно поднял вверх указательный палец. – Все эти изменения, еще не изученные нами на молекулярном уровне, должным образом, конечно, происходят с идеально здоровыми людьми. Заметьте, с идеально здоровыми. А что, я вас спрашиваю, будет, если в космос отправить человека с тяжелейшей формой депрессии? – Он перешел на латынь и минут пять сыпал непонятными словами и терминами. – Итак, – он вдохновенно начал делать заключение, – мной доказано, что пребывание такого космонавта на орбите абсолютно невозможно! – Хмырьев с удовольствием подписывал Алексею приговор. – Невозможно, товарищи! Психологическое тестирование и пробы на заторможенность замечательно подтвердили этот результат!

– Браво, коллега! – усмехнулся Иван Петрович, когда Хмырьев сел. – Прекрасная речь!

– Благодарю, – профессор с деланным смущением склонил голову. – Надеюсь, ваш комплимент относится не только к форме?

– Несомненно, к содержанию тоже, – серьезно сказал старик и неожиданно улыбнулся: – А знаете, дружище, я почти готов согласиться с вашими аргументами.

– Что же вам мешает согласиться окончательно? – впился в него глазами Хмырьев.

– Да внук мой, шельмец, покоя не дает, – добродушно рассмеялся титан. – Приходит на днях из детского сада и говорит: «Дед, хочешь, проверю, умный ты или дурак?» Я, конечно, опешил, но отвечаю: «Давай попробуй». А он мне – чтоб вы думали? – психологический тест! И понятно, дед испытания не выдержал. Попал в разряд безнадежных идиотов. Так, шельмец, и заключил. «Дед, – говорит, – мне тебя по-родственному жалко, но надежды поумнеть у тебя никакой нет!»

– А что за тест? – оживился Хмырьев, считавшийся, помимо основной специальности, любителем и знатоком тестирования.

– Пустяк, коллега, – подогрел его любопытство старик. – Вам эту задачку решить – раз плюнуть.

– Не скажите. Бывают такие вопросики…

– Тут ерунда. На размышление три секунды. Слушайте внимательно, – лениво, без видимого подвоха сказал Иван Петрович. – Отец и сын – запоминайте, – отец и сын попали в автомобильную катастрофу. Отец умер. Сына увезли в больницу. Неожиданно к нему в палату входит врач и говорит: «Это мой сын!» Может ли быть такое?

– Исключается, – быстро произнес Хмырьев. – Отец умер.

– А вот второй вопрос, – невозмутимо продолжал старик, никак не реагируя на ответ. – Только, пожалуйста, сосредоточьтесь, коллега. Внимание. Была ночь. Шел дождь. Автобус ехал по городу. Все спали. Не спал Толька, шофер. Требуется, сказать: какой номер был у автобуса, какое колесо не крутилось и как звали шофера? Ну-с, коллега, ваше слово.

– Гм… Была ночь. Шел дождь. Автобус ехал по городу. Все спали. Не спал только шофер… – Хмырьев лихорадочно пытался зацепиться за какую-то фразу. – Не-ет, – засмеялся нервно, – задача решения не имеет. Глупость какая-то, а не задача. Нет решения!

– И я так же внуку сказал, – охотно согласился старик. – А он мне: «Дед, у тебя никакого воображения! Если отец умер, а в палату входит врач и говорит: «Это мой сын!» – значит, врач – женщина, мать этого парня. Понял? С автобусом еще проще: номер у автобуса был мокрый, потому что шел дождь. Не крутилось запасное колесо. А шофера звали Толька, Анатолий!» Так что, коллега, – вздохнул он, – не выдержали мы с вами тестирования на уровне детского сада. Не-ет, – повторил он с удовольствием под общий хохот, – не прошли.

– Это ни о чем не говорит! – взвился Хмырьев.

– Совершенно с вами согласен, – оборвав смех, жестко сказал Иван Петрович. – Ваше тестирование больного абсолютно ни о чем не говорит! – И решительно поднялся из-за стола. – А сейчас, коллеги, – сделал он неопределенный жест, – пора, думаю, осмотреть того, из-за которого ломались копья. Прошу всех, кого это непосредственно касается, пройти в палату. А вы, молодые люди, – он дружески улыбнулся Сане и Диме, – пожалуйте сопровождать старика.