Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

Совещание закончилось, эскулапы, обмениваясь мнениями, дружно покинули кабинет, Саня и Дима, встав, как телохранители, по правую и левую руку генерала медицинской службы, тоже вышли в коридор.

– Что,- спросил насмешливо титан, – поджилки небось трясутся? Побаиваетесь?

– Трясутся, Иван Петрович, – признался Саня.

– Молодец, не соврал, – улыбнулся генерал. – Я врунов страх как не уважаю, – и без всякого перехода потребовал: – Ну, выкладывайте. Однако без утайки, начистоту. Что там с вашим другом-товарищем стряслось? Что приключилось?

– Любовь, Иван Петрович, – объяснил Саня. – Неразделенная.

– Любо-овь? Давненько у меня таких пациентов не было, давненько… Ну, ладно. Нужны подробности. Как ваш друг-товарищ вел себя в последнее время? Что говорил? Был агрессивным, раздражительным? Словом, все как на исповеди.

И Саня, пока они неторопливо шли по коридору, замыкая процессию, честно, во всех деталях изложил свои наблюдения, не скрыв ни первых минут в пустыне, ни последних, когда Леша сорвался окончательно. Генерал только крякал, задавал наводящие вопросы, интересовался нагрузками на тренировках, качал головой и через несколько минут, казалось, был в курсе всех их дел. Проходя в дверь Лешиной палаты, остановился на мгновение, заговорщицки подмигнул и, мельком оглядев помещение, неожиданно сердито потряс кулаком воздух:

– Вы куда меня привели?! Это что за труп? – он ткнул пальцем в сторону Леши.

– Это космонавт, товарищ генерал. Тот самый…

– Этот труп – космонавт?! – лицо старика побагровело. – Шутить изволите!

– Я… космонавт, – в отрешенных Лешиных глазах мелькнуло движение жизни.

– Ты-ы? – не поверил генерал. – Да где было видано, чтоб космонавт имел такую скучную, побитую физиономию?! Гагарина помнишь?

– Помню, товарищ генерал, – сказал Леша.

– Тогда вставай! – как-то необыкновенно ласково и трогательно произнес в полной тишине старик. – Хочешь. я тебе помогу?

– Я… сам, – Леша сделал над собой усилие. – Сам!

– Только не торопись, дружок.

Чувствуя на себе тяжесть одних взглядов, недоверие других, страстную, горячую поддержку третьих, Леша медленно вытащил ноги из-под простыни, опустил сначала одну, затем вторую на мягкий коврик и, приподнявшись на локтях, сел на край кровати.

– Молодец, – похвалил старик, внимательно наблюдая за каждым его движением. – Теперь вижу, ты настоящий космонавт. Но надо… подняться!

– Я… поднимусь.

– Обязательно поднимешься. Я так всем и говорил. А мне… не верят.

– Почему? – гримаса боли исказила Лешино лицо.

– Считают, будто ты слабак. Ты слабак?

– Нет.

– Тогда победа будет за нами.

– Победа?

– Да.

Казалось, они не замечали никого из присутствующих, с жадным вниманием следивших за развитием событий, голос старика изменился до неузнаваемости, звенел в ушах, хотя титан и не произносил никаких особых слов; закаменевшее лицо Алексея начинало обретать мягкость, словно оттаивало изнутри, глаза оживали; упершись руками в металлический край кровати и слегка наклонясь вперед, он сделал попытку подняться. Саня видел, как плечо друга стало медленно заваливаться, пошло в сторону, но тут за окном послышались негромкие, знакомые переборы гитары, Леша вздрогнул, удержал равновесие, падение остановилось; шатаясь, он встал на ноги, прислушиваясь и еще ничего не понимая, и стоял так, ожидая чего-то и томясь, надеясь и не веря. Наконец звучание гитар стало мягче, густой, нарочито хрипловатый мужской тенор легко, задушевно вступил в музыку, повел старую песню:

В палате наступило общее оцепенение; неожиданно Хмырьев сорвался с места, бросился к окну, закричал, чтобы прекратили безобразие, но песня, уже родившись, не могла умереть, у сатурновцев был мандат на праздничный концерт, и ребята, не увеличивая мощности усилителей, не обращая никакого внимания на Хмырьева, продолжали печально и тихо.

– Хорошо, стервецы, выводят, – ни к кому не обращаясь, вздохнул генерал. – А знаете, еще древние арабы собирали под окнами больниц музыкантов. И… помогало. Психотерапия. – И, спокойно обернувшись к Леше, спросил: – Так ты готов, космонавт?.. Прекрасно…

Ну-с, посмотрим, послушаем, молоточком по коленочке постукаем…

Он долго, сосредоточенно осматривал Лешу под звуки песни, удовлетворенно кивал головой, фальшивя, подпевал сатурновцам, а когда закончил, лицо его просияло.