Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

…Димыч рассказал Роберту Ивановичу, как он, забыв про все на свете, двое суток паял схему, мастерил корпус и парус; врач, измерив давление, обещал не докладывать грозному начальству о нарушении режима, если уж это нарушение оборачивалось такой выгодой для планеты Земля и обещало полный переворот в человеческих знаниях; пожурив изобретателя для порядка, здоровяк дал ему какие-то таблетки с женьшенем, восстанавливающие силы, и отправил в свой кабинет спать. Сам же, размашисто подписав Сане карточку медосмотра, пошел вместе с отчаянным небожителем на тренировку.

– Санек, – добродушно сказал доктор, шагая рядом, – у тебя пульс частит. Ты это учти.

– Эмоциональное, Роберт Иванович, – признался Сергеев. – Интересно. Если разрешите, на пять минут сконцентрируюсь на одних ощущениях. Чуть-чуть, Роберт Иванович, а?

– Только не увлекайся.

Они остановились на краю бассейна, внешне обычного, но в то же время с особенностями: в стенах под водой тут виднелись смотровые окна, через которые методисты могли наблюдать за действиями космонавтов, в прозрачной глубине матово поблескивал огромный, в натуральную величину, макет орбитальной станции; специальная конструкция скафандра, определенное давление внутри костюма, отцентрированные по всему объему балластовые пластины, автономная система жизнеобеспечения и связи – все это при погружении в гидросреду создавало полное ощущение невесомости.

– Как вошли в скафандр? – инструктор обернулся, и Саня увидел его лицо – сосредоточенное, отрешенное.

– Нормально. – Он попробовал пошутить: – Под мышками не жмет.

– Ладно, – инструктор натянул маску. – Посмотрим.

И повернувшись спиной к бассейну, плюхнулся в воду.

Щелкнув забралом гермошлема, Саня подождал, пока в скафандре поднимется давление, и прыгнул следом. Стеклянная прозрачность, отливающая голубизной, накрыла с головой, вокруг запузырилось, побелело, мышцы напряглись в ожидании удара, толчка, но удара не последовало – его просто перевернуло вниз головой, легкая слабость окатила тело, перед глазами, словно полосатые пограничные столбы, закружились в неистовом танце стены бассейна.

Наконец падение прекратилось. Дурманящая слабость начала понемногу отступать, рассасываться, и, по мере того как она проходила, росло странное ощущение отсутствия веса. Саня не чувствовал собственного тела, самого себя, в какой-то абстрактной, безопорной среде жил только мозг. И хрустальными молоточками звенели в нем отрывки мыслей: «Кто ты есть?.. Чего хочешь?.. Не предавал… Не изменял… Силы уходят…»

– Как самочувствие? – голос доктора раскатисто зазвенел в шлемофоне. – Самочувствие, спрашиваю, какое?

– Нематериальное ощущение самого себя, – быстро ответил Саня. – Будто тела совсем нет, а я есть.

– Так и бывает. Привыкай.

Инструктор в костюме аквалангиста кругами ходил вокруг него, и, когда он проплывал рядом, Сергеев видел его лицо, только лицо и часть бассейна – остальное пространство закрывал гермошлем. Но вдруг, словно поднявшись на высоту птичьего полета, Саня представил сразу весь бассейн, себя в скафандре, аквалангиста рядом, а чуть поодаль – громаду орбитальной станции. Каждая картина, деталь будто проецировались с разных точек – и мелким, и средним, и крупным планом, – накладывались в сознании на невидимый экран, и он горел ярким, немигающим светом. Потом все телекамеры как бы сфокусировались на маленьком человеке в белом, но это был чужой, незнакомый человек, а сам он все дальше и дальше отдалялся от Земли во Вселенную и чувствовал ее вращение и то, как звезды, планеты, галактики несутся в черном безмолвии в необозримое, уходят, тают в бесконечном. Ощущение реальности видения казалось настолько сильным, что Саня не выдержал, спросил в микрофон:

– Роберт Иванович, станция сейчас позади или слева от меня?

– Это смотря что брать за точку отсчета, – хмыкнул доктор. – У тебя раздвоение?

– Такое бывает?

– Шутки вестибулярного аппарата. Одним кажется, будто зависают вниз головой, у других меняются пространственные представления. Там, где намечается нескучная работенка суток на триста, будет похуже. Да ты все знаешь, слышал от ребят, которые летали.

– Слышать – одно, прочувствовать, испытать самому – другое. Я только что убедился в этом.

– Ты еще не убедился. Там убедишься. На планете нет двух людей с похожими отпечатками пальцев, с одинаковым рисунком губ. Точно так же и реакция на невесомость – у каждого индивидуальная.