Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

Саня, едва погрузившись в прозрачную глубину, сразу попал в иной мир. Организм тотчас начал исследовать его, приспосабливаться к новым, необычным условиям, все понимание сконцентрировалось на собственном «я», исчезновение веса он принял как некую нематериальность, легкое расстройство вестибулярного аппарата – как раздвоенность, и новые, еще неясные ассоциации стремительно подползали к сознанию, и требовалось приглушить, остановить их, преодолеть барьер невесомости, начать работу.

– Разрешите подход к станции! – хрипло, громче обычного сказал он в микрофон.

– Спокойнее, Санек, – зазвенел в наушниках голос доктора. – Передаю тебя методистам и включаю телеметрию. С этой минуты ты под контролем. Под колпаком. Ну а братья-психологи уже прильнули к магнитофону – пишут все твои охи, ахи, высказывания и изречения. Чтоб определить то, чего не покажут мои датчики. Ты все понял?

– Я уже представил себя на съемочной площадке, Роберт Иванович. Может, потушим юпитеры?

– Дублей не будет, Саня. Начинай.

– Понял.

Сергеев чуть-чуть подтянул фал, уже прикрепленный инструктором-аквалангистом к станции, и… перевернулся вниз головой. Глазами, зрением автоматически зарегистрировал это, но внутренне никакого неудобства не почувствовал – понятия «верх», «низ», «право», «лево» в невесомости не имели смысла. Тут было единое пространство, где не существовало ни потолка, ни пола, и в этом пространстве каждый сантиметр пути требовал невероятного внимания и усилий. Приходилось сначала зрительно оценивать свое положение, потом мысленно прокладывать курс, проигрывая в уме каждый жест, и лишь после этого продвигаться в нужном направлении. Перестройка требовала времени. И Саня шарахался из стороны в сторону, буквально во всех плоскостях, и наверное, в его беспорядочных движениях не было ни смысла, ни целесообразности, как у ребенка, которого швырнули за борт, чтобы научить плавать.

– Для первого раза недурно, – похвалил методист. – Совсем недурно. А знаешь, сколько я тут гонял твоих братьев, пока чистейших акробатов из них не сделал? Месяцы надо тренироваться, годы! И обязательно – регулярно. А первое погружение – самое трудное. Крепись, Сергеев.

Нет, не хотелось Сане больше никаких тренировок, ничего не хотелось. Пусть в очень далеком приближении, но он уже знал, как коварна невесомость, как беспощадна. И как тяжело уходящим на орбиту. Силы быстро таяли. Затолкнув последний ящик с предполагаемыми приборами в темный проем люка, отчаянный небожитель отпустил фал и, закрыв глаза, впал в какое-то обморочное забытье, используя вынужденную паузу для отдыха.

– Долго ты собираешься висеть под сорок пять градусов? Может, и там сачка давить будешь? – грозный голос методиста, казалось, заполнял все пространство. – Ну-ка, делай разворот и берись за поручни!

С трудом открыв глаза, Саня увидел, что орбитальная станция нависла над головой, сам он почему-то оказался под ней, контуры небесного дома были неестественно резки, он протянул ладонь к поручням, но не смог дотянуться, тело как-то разом обмякло, на лбу выступила холодная испарина, все вдруг сделалось безразличным, он прилип к обшивке, тяжело дышал, ни о чем не думал.

– Сергеев, – хмыкнул в своем бункере методист. – Я не посмотрю на свой преклонный возраст. Спущусь к тебе сам, разгерметизирую твой скафандр, и у тебя сразу появится воля к жизни. Хочешь узнать, какая у тебя огромная воля, Сергеев?

– Спасибо, – сказал Саня. – Я догадываюсь.

– Молодец. Тогда догадайся, что у тебя сейчас по программе?

– Работа. Работа у меня по программе!

– Так какого же ты!.. – ударило в наушники. – Проводи шлюзование и выход в открытый космос! Начинай отход!

Отчаянный небожитель оторвал руки от поручней, и невесомость, словно широкая полноводная река, сразу подхватила и понесла куда-то в сторону, где матово-белым отсвечивала шлюзовая камера, и ничего, кроме камеры и темного проема люка, Саня не видел. Все ощущения, мысли как бы мгновенно сколлапсировали, сосредоточились на главном, что он обязан был сделать хорошо, и он сделал свою работу, забыв об усталости, потеряв счет времени, потому что ему до боли хотелось хоть чуточку приблизить тот светлый день, когда реки станут без плотин, планета превратится в цветущий сад и люди в разных уголках земли будут просыпаться не с тревогой в сердцах, а в ожидании чуда и, сами верша чудо из чудес, познавая природу, окончательно поймут, что в жизни есть не только горе и слезы, в ней есть все, что захочет найти человек разумный; ищущий выгод – приносит беды; постигающий тайный смысл вещей – открывает мир и самого себя.