Ильза Айхингер - Мимо течет Дунай - Современная австрийская новелла

— Вдвоем-то всегда легче, — соглашается Бруннбауэр. — Вы и шлаковые кирпичи на пару можете лить. И жена тебе сможет подсоблять. Там ведь не все тяжелая работа.

— После урагана деревьев в лесу много валяется, — продолжает развивать свои планы Фердинанд, — вот я и попрошу, чтобы мне за отпуск лесом заплатили. А насчет шлаковых кирпичей — это я ей непременно скажу.

— Слышь, что говорят? — спрашивает фрау Бруннбауэр свою гостью. — И все без нас, все сами решают, а нам потом ничего другого не остается, как запрягаться, будто кобылы какие.

Когда все вновь собрались на кухне, Фердинанда нельзя было узнать, он так и рвался к делу. Обняв Катарину за плечи, он сказал:

— Мы бы с тобой показали, чего можно достигнуть…

При прощании фрау Бруннбауэр еще раз многозначительно посмотрела на девушку.

Всю дорогу до самого трактира Фердинанд хвалил своего друга и его новый дом.

— Нет, ты погоди, пройдет год-другой, и они заживут припеваючи, — говорил он. К тому же и ей, Катарине, было бы неплохо присмотреть себе местечко на фабрике, там и смена короче, чем у нее в трактире. Какая-нибудь дыра нашлась бы, где они могли бы ночевать, может быть, даже готовить, чтобы жизнь подешевле была. Они и после смены что-нибудь успевали бы. Вот так, шаг за шагом, все ближе к цели своей подвигались бы. Только каждый час надо использовать. И в один прекрасный день они сказали бы себе — вот мы и дома наконец.

— Ты не думай, что у Бруннбауэров всегда только эти два-три домика стоять будут, — все уговаривал он ее. — Всю низину мигом застроят. Мы бы тогда вроде как в городе жили, а вместе с тем и пыль бы не глотали, как сейчас, и не боялись бы, что детей задавят на улице.

Фердинанд запнулся, почувствовав, что его слова для Катарины пустой звук.

— Кати, — сказал он, — ты только представь себе, как оно все будет! Увидишь, годы пролетят незаметно, а тогда можно и обо всем остальном подумать.

Чуть улыбаясь, она молча слушала его.

В тот вечер Фердинанд не мог остаться — в десять он заступал в ночную смену, и она не пожалела об этом, — разговор с фрау Бруннбауэр только усилил внутренний разлад, который последнее время бушевал в ее груди.

Перед сном Катарина еще раз спустилась вниз, отодвинула тряпки, лежавшие рядом с винной бочкой. Смятая рубашка все еще лежала там и все еще пахла розами.

Настало время Урфарской ярмарки, и Лукингер, как и обещал, пригласил Катарину пойти с ним. После полудня она была свободна — хозяин трактира арендовал несколько прилавков в рядах, да и вообще в эту пору в темную залу трактира никто не заглядывал. С Фердинандом она договорилась встретиться вечером, прямо на ярмарке, в большой палатке. Таким образом после полудня она была вольна распоряжаться собой, и ей очень хотелось, чтобы вечер как можно дольше не наступал.

Зазывала на площади совсем осип — до Урфарской ярмарки было уже много других праздников. Человек с микрофоном объявлял номера представления «Ночной Париж» и вместе с тем зазывал публику, гулявшую по рядам, а здесь, в центре, это требовало огромного напряжения голосовых связок.

— Через несколько минут начнется наше незабываемое представление — «Красота и грация». Всемирно известная красавица, звезда нашей ярмарки, наша примадонна мисс Эвелин покажет «Пробуждение», — хрипели динамики перед закрытым занавесом.

Но вот занавес взвился, однако за ним оказался другой, из тонкой и прозрачной кисеи. При слабом желтоватом свете, долженствующем изображать восход солнца, лежа на полу, потягивалась девушка. Медленно, очень медленно она стала приподниматься на колени. Ее сонные движения сопровождала музыка из громкоговорителя. Пластинка пела о тоске моряка по родине, о бурных волнах, о бесконечных морских просторах.

Катарина Китцбергер беспокойно оглянулась — не видит ли кто, с каким восхищением следит она за всем, что происходит на сцене.

«До чего же красива эта мисс Эвелин!» — подумала Кати и вздохнула. Стоило мисс Эвелин показаться — и мужчины уже никого другого не видят, все с восхищением глядят на нее. Да уж, такая красавица что хочешь может делать, вся публика на нее уставилась и еще деньги за это платит.

Впрочем, мужчины и молодые парни менее довольны и мисс Эвелин и ее пробуждением. Через кисейный занавес был виден только силуэт, и, лишь когда мисс Эвелин медленно поворачивалась, можно было хоть как-то представить себе ее фигуру.

— Да на ней портки нижние! На этой мисс Эвелин! — раздался чей-то пьяный голос. — Этим нас не удивишь, это мы и дома имеем. А тут мы деньги платили.