Николай Веревочкин - Белая дыра

Случилось, однако, так, что пришлось в самое скорое время надувать пузырь над самой Новостаровкой.

Внутренний голос давно предупреждал Охломоныча, что с приобретенным благополучием деревню ждут большие неприятности.

И действительно: вдруг в забытую всеми дыру неудержимо хлынуло начальство и жулье.

Жуликов в Новостаровке и без того хватало. Были даже свои рэкетиры — Васька и Петька Мордастовы. Это же зимой, еще до жука, они бабку Шлычиху чуть до смерти не перепугали. Что ты! На счетчик поставили. Как раз старушка пенсию получила. Только свернула с улицы Первоцелинников в Овражный переулок, стоят у плетня. На мордах — чулки импортные, черные, дырявые. Того, козлы, не понимают, что морды-то спрятать можно, а куда ж ты пимы подшитые спрячешь?

По пимам их бабы изобличили и коромыслами по башке воспитали.

Ну да хрен с ними, с Мордастовыми, дело прошлое.

Что же касается начальства, его в Новостаровке с самой перестройки не видели, а тут вдруг повалили, как вороны на падаль. Что ни день — новый пень. Землемеры всякие объявились, налоговые инспектора, милиция-полиция. «А почему у вас, — указывают Охломонычу на жука, — иномарка не растаможена. Непорядок».

Однажды к дому подошел парнишка, который очень не понравился Полуунте. Не человек — танк из мяса. Остановился у калитки и рукой поманил:

— Слышь, мужик, базар есть.

— Что за базар? — не понял Охломоныч. — Ты кто такой, упитанный?

Шкаф шкафом. Вся разница — у одного одежда внутри, а у этого снаружи. Шагнул навстречу и руку протянул. Пятерня размером со штыковую лопату.

— Глоб.

Лицо у Глоба просторное. Такое лицо — штаны не застегнешь. Багровое, гладкое, щеки значительно шире плеч. Затылок стриженный, ровный, хоть мяч на него ставь. Шеи нет. Лба практически тоже, если не считать одну, но глубокую морщину и место, что занимают брови.

— И чего тебе надобно, Глоб?

— Я чо сказать хочу: делиться надо, папаша, — изящно выразил мысль парнишка.

— Дом, что ли, построить? — попытался уточнить запросы клиента Охломоныч.

— Ты, типа, не догоняешь? — удивился Глоб. — На фига мне твой дом?

— А чего же тебе надо?

— Машинку твою нерастаможенную.

— А в уборную по-маленькому не хочешь? — рассердился Охломоныч. — Ты чей будешь, веник шустрый?

— Чей будешь, чей будешь, — передразнил молодой шкаф. — Деревня! Тещинские мы. Не слыхал?

— Вы тещинские, мы новостаровские. Что с того?

— Да ты, дед, совсем политически неграмотный, — разочаровался в Охломоныче Глоб и пояснил внушительно. — Тещинская братва. Понимаешь, дед?

Тритон Охломонович вспыхнул лицом, но сдержал себя от резких выражений, а только сказал интеллигентно три слова на трех языках:

— Кет, фрау, на хрен!

От бесконечного изумления парнишка превратился в глыбу льда. Лишь через минуту-другую глаза у него слегка оттаяли, но сделались красными, как у непохмеленного кролика.

— Ты, дед, в натуре, не врубаешься? — спросил он, придя в себя, но все еще не веря своим ушам. — Или ты жизнь не ценишь? Давай ключик и будем прощаться.

— Ах, тебе ключик, Буратино ты недоструганное!

Глоб вздохнул с огорчением. Растопырив руки, он двинулся к Охломонычу. Земля содрогнулась под его башмаками. Подошва — толще, чем протекторы у «Кировца». Не только обувь, все в тещинском братке было круто. Из-за полного отсутствия шеи и надменной курносости голова его была похожа на башню короткоствольного танка. И хрустнули бы под этим танком из мяса косточки Охломоныча, если бы не удар в область копчика, оторвавший Глоба от земли и отбросивший в единственную заповедную лужу Новостаровки, возможно, специально оставленную для подобных случаев. Пинок был такой чудовищной силы, будто в него вложил совместные усилия взвод сильно огорченных омоновцев.

— Ключик! — хмыкнул Охломоныч. — Эх, ты, сопля тещинская. Да разве ж у таких машин ключики бывают?

Долго, сидя в луже, крутил головой нокаутированный Глоб в поисках обидчика. Никого рядом не было. Удар словно бы возник из чистого новостаровского воздуха, из ничего. Из гнева праведного.

Пинок, сваливший братка, совершенно перевоспитал его. Лужу расплескал жлоб, а восстал из нее скромный, если не сказать стеснительный, молодой человек. Нежно прикрывая руками ушибленный копчик от возможных посягательств, молча засеменил он за угол, где его поджидал «мерседес», похожий на толстозадого таракана.

— Морда не в грязи, Жоба Жобович? — спросил, смущаясь, Глоб.