Николай Веревочкин - Городской леший, или Ероха без подвоха

У других полотен толпился народ. Шумными стайками, как воробьи с ветки на ветку, от картины к картине перепархивали знатоки.

Работа Мамонтова была вывешена в плохо освещенном закутке, можно сказать, в аппендиксе, куда никто особенно не заглядывал. Стояли, стояли они в одиночестве, и как-то так само собой получилось, что рука девушки из лесной деревушки оказалась в руке начинающего художника.

— Не понимаю тебя, Мама…

— Встань вполоборота. Спиной ко мне. Так. И посмотри на меня чуть исподлобья, колдовским взглядом.

— Колдовским? Это как?

— Так, будто очаровать меня хочешь. Заманить в чащу и погубить.

— Это зачем?

— Колдунью с тебя хочу написать. Ведьму из Раздолья.

— Я не понимаю тебя, Мама, родился в городе, а ведешь себя — деревня деревней. При твоем таланте, при таких возможностях я бы давно лауреатом была. Скажи мне, почему ты до сих пор не лауреат?

— Зачем? Что я от этого — писать лучше буду?

— Не раздражай меня своей глупостью. Зачем, зачем… Ты хотя бы вместо зарядки шевели иногда мозгами.

— Вот, вот. Так и смотри.

— Ну, кому нужны эти лешие, колдуньи, кикиморы? Кто тебе за них лауреата даст?

Человеку, рожденному в большом провинциальном городе, и в голову не придет завоевывать его. Что его завоевывать, если он с рождения твой? Горожанин относится к своему городу слегка снисходительно, легкомысленно. Он полагает: его предназначение и признание где-то там — в Москве, мировых столицах, иных мирах. А здесь так, временное прозябание.

И только человек из глуши к большому городу относится с почтительной серьезностью. Именно за счет этой серьезности он легко обгоняет легкомысленных сверстников, детей этого города.

Алена, приехавшая поступать в университет с двумя заметками, напечатанными в районной газете, к четвертому курсу уже знала секрет успеха. Да, конечно, чтобы стать известным журналистом, нужно иметь какие-то задатки, способности. Но не более того. Главное — попасть в большую газету. А для этого нужно овладеть искусством заводить друзей. Исключительно из людей влиятельных, добившихся положения в обществе. Самая сильная сторона профессии журналиста как раз и состояла в том, что это занятие позволяло легко проникать в кабинеты к влиятельным людям, недоступным простым смертным. Беда в том, что этот секрет знали и все ее сокурсники.

С нужными людьми легко сходиться. Они исповедуют то же тайное учение о дружбе. Главное показать, что ты можешь быть им полезным.

Оглянись, Мамонтов. Талант только оскорбляет. Преуспевают усердные подлизы. Горемыка, обремененный талантом и скверным характером, поднимается наверх, как грузчик с пианино, — по черной лестнице. Ступенька за ступенькой. Кряхтя и отдуваясь. А преуспевающий счастливчик — легкий, обаятельный, услужливый, с маленьким рюкзачком способностей за спиной — фьють! — уже давно там. Взлетел на лифте. Весь секрет успеха — вовремя воспользоваться лифтом. Зачем тащиться по лестнице, когда есть лифт?

— Нет, Мамонтов, пора тебя выводить из дремучего леса, — задумчиво говорит Алена после долгих размышлений. — Видно, придется мне мозгами пошевелить за тебя.

Мамонтов, как парящий орел, раскидывает в стороны испачканные краской руки-крылья и летит к своей юной жене, чтобы запечатлеть на ее пухлых губах продолжительный поцелуй. Набраться вдохновения от своей музы-натурщицы. Какая разница, о чем она будет шевелить мозгами, главное — заботится о нем. Любит. Поцелуй все длится, длится, и Мамонтов внезапно забывает, что руки его испачканы краской.

Через неделю она ворвалась в мастерскую, как свежий ветер в полуденный лес.

— Мама, я для тебя заказ нашла. Целуй.

Мамонтов снова превращается в орла, распростершего крылья. Губы Алены пахнут шампанским.

— Погоди! Дай рассказать, — отбивается она. — Представляешь: нужно написать галерею портретов передовиков производства. «Сто молодых новаторов республики».

— Почему именно сто?

— Тебе-то какая разница?

— Сто так сто. Халтурить — так на всю катушку. Чем больше — тем лучше. Купим «Ниву». Будем в Раздолье на своей машине ездить.

— В Раздолье можно и на поезде съездить, — замялась она. — Получишь ты за эти портреты как за оформление Доски почета. Как за сто фотографий.

Мамонтов, склонив голову набок, с интересом смотрит на нее.

Он похож на забавного молодого пса, на которого в первый раз надели намордник.

— Можно сказать, Мама, ты не получишь ничего. Но!