Николай Веревочкин - Зуб мамонта. Летопись мертвого города

С тех пор как в автобусе у Руслана украли бумажник с чужими деньгами и паспортом, на работу он ходит пешком. В неотложных случаях делает исключение для трамвая. В старых трамваях сохранилось настроение старого города. Неспешные разговоры. Сточенные рельсы. Ностальгический звон. Церкви на железных колесах, перевозящие человеческие души. Автобусы и даже троллейбусы перевозят только тела. Души в них не вмещаются. Они едут безбилетниками на крышах. И лишь в трамвае, даже в часы пик, человек может обнаружить у себя душу.

Впрочем, и в трамвае поворовывают. Всем видам транспорта Руслан предпочитает собственные ноги. За долгое время у ног выработалось чувство времени на уровне мышечных ощущений. Они всегда подходят к перекрестку, когда загорается зеленый свет. Отвлечешься от мыслей, оглянешься — где я? Там, где и должен быть.

Раньше по дороге на работу Руслан проходил мимо шести книжных магазинов. Новые времена пережил лишь один из них. Но появились три казино, боулинг, пять ночных клубов, семь банков, несколько салонов красоты и массажных кабинетов, множество бутиков, бистро, кафе и баров, перемежающихся стоматологическими кабинетами. Рекламные щиты источают дразнящий запах азарта и соблазн ночной жизни. Пронзительными глазами роскошных женщин смотрят они на прохожих, одетых в обноски из «вторых рук», принуждая их испытывать муки неполноценности. Сокращая путь, Руслан пересекает утренние дворы. В мусорных баках роются стайки бездомных людей и собак. Вид нищих, ставших непременной частью городского пейзажа, давно не вызывает в нем сострадания. Лишь легкую брезгливость и желание быстрее пройти мимо. Должно быть, человеческая душа вырабатывает нечто, из чего делаются створки речных ракушек. Давно он оставил надежду жить в городе, где последний бродячий пес нашел хозяина, а несчастные живодеры вынуждены устраиваться дворниками.

По проезжей части бежит трусцой коричневая мумия в красных трусах. Растрескавшиеся подошвы босых ног черны, икры забрызганы грязью. В голом черепе отражаются дома и деревья, проезжающие мимо машины и огни светофора. И по снегу, и по лужам, и по раскаленному асфальту каждое утро бежит обнаженный аскет, не обращая внимания ни на взгляды прохожих, ни на клаксоны автомобилей. Угрюмо надменный, сосредоточенный на вечности, истязает себя холодом, голодом и непомерными физическими нагрузками, чтобы обрести ЯСНОСТЬ.

Хорошо бежишь, брат. Но куда?

Каждое утро по дороге на работу Руслан проходит мимо морга, где, по слухам, санитары выдирают пассатижами золотые коронки у мертвецов. Сладкий запах мертвечины. Его нет, но он чувствуется, если знаешь, что в этих бараках.

Морг можно и обойти. Но для него это больше, чем просто пройти мимо морга. Зимой и летом, осенью и весной он идет по печальной улице, и каждый раз ему звонит поворачивающий трамвай, сотрясая мостовую и душу.

Люди у сваренных из арматуры ворот никогда не улыбаются, не говорят громко и очень редко плачут. Всякий раз другие, но, кажется, всегда одни и те же.

За кирпичной оградой с ржавыми шлемами наверший растет зимний дуб. Изломанные ветви забытыми письменами впечатаны в небо. Обнаженным его можно увидеть лишь ранней весной. Он потому и зовется зимним, что в отличие от других в самое снежное время не сбрасывает увядшие листья. Случается, осенью клены, карагачи, акации не успеют оголиться, и первый же снегопад ломает хрупкие ветви, раздирает стволы. Но зимний дуб словно выкован из железа. Он был создан природой для того, чтобы мамонты чесали о его ствол косматые бока.

Морг действует на Руслана так же бодряще, как холодный утренний душ. Ничего странного для человека, который уже много лет живет в предчувствии разрушительного землетрясения.

Его дом стоит на костях спящего мамонта.

Двор. Неприметный особнячок с обшарпанными стенами, огражденный от улиц тройным кольцом — забором, домами и деревьями. Последняя надежда наркоманов, у которых нет средств на лечение. На крыльце сидит грузный человек и раскачивается, как правоверный иудей у стены плача. На руках у него мертвая собачка. Ее кровью испачканы руки, костюм, щека. Не переставая раскачиваться, человек смотрит на Руслана глазами потерявшегося пса.

— Жулька погибла… Не могу. Не могу. Все плохо, все плохо… Займи…

…Он утонул, спасая бродячую собаку — жалкую беспородную псину с перебитой лапой. У парня было доброе сердце. Он был наркоманом.

Похоронив сына, Семенович запил. Впрочем, что значит «запил» для хронического алкоголика?