Тьерри Коэн - Она так долго снилась мне...

После вашего последнего письма я все время старалась понять вас. У меня бы ничего не вышло без помощи Ионы. Он объяснил мне, почему вы больше не хотите писать книги. Сила ваших доводов убедила меня. Это ваше личное дело, дело вашего таланта, вы вольны поступать, как хотите. Имею ли я, простая читательница, право вставить свое словечко? Хотя я и ощущаю себя чем-то большим, нежели просто потребительницей ваших сочинений.

Но теперь я вижу ситуацию по-другому. Знайте, как только вы соглашаетесь, что вашу книгу издадут, вы определяете границы ваших отношений с читателями. Вы открыли путь и предложили нам вместе пройти по нему. Решив положить конец писательству, вы бросили нас посреди пустыни. И с этого момента мы имеем право — более того, это наш долг — сказать вам, что мы ждем вас там, где вы нас оставили.

Вы, без сомнения, знаете, что говорит мсье Гилель о людях и книгах, об этой непростой, но вполне возможной встрече каждого читателя со своей книгой-светочем. Да, вы должны знать эту изящную теорию, я не сомневаюсь. Так вот, знайте: я думала, что нашла свою книгу-светоч, когда читала ваш первый роман. Но, хотя она потрясла меня, я не сумела сродниться с ней так, как хотела бы. Потому что в реальной жизни такая история и такие персонажи не могут существовать. И я поняла, что «В тиши ее молчания» — не моя книга-светоч. Она только указала мне путь, привела меня к вам. И теперь во мне появилась уверенность. И уверенность эта покажется вам безумной, смехотворной, претенциозной: вы храните в себе мою книгу-светоч. И эта книга, несомненно, роман о любви.

Почему роман о любви? Потому что в двух ваших предыдущих книгах любовь преобладает над всем остальным. Потому что ваши чувства так глубоки, что вам предопределено рассказывать именно такие истории. Потому что от ваших слов радуется душа, горят глаза.

Когда вы рассказываете о чувствах, вы пишете мощно и безупречно.

Я знаю, что вы сейчас думаете: да за кого она себя принимает, эта читательница, что может сказать мне такое? Она что, и впрямь думает, что я вновь начну писать, дабы удовлетворить ее прихоть?

Не знаю, куда вас заведут ваши сомнения. Не знаю, связаны ли ваши проблемы с писательским кризисом или с отсутствием вдохновения. Я не знаю, кто вы, что вы думаете о своих книгах и своих читателях. Получается, я не знаю, если у меня шанс убедить вас снова начать писать. Знаю только, что потом ругала бы себя, если бы не попыталась убедить вас написать еще одну книгу. Книгу о любви. Мой роман-светоч.

Горькая ирония охватила меня: до чего же парадоксальная ситуация! Женщина, которую я люблю, ускользает от меня в реальной жизни и появляется в виртуальном пространстве моего компьютера, чтобы продемонстрировать свой интерес к тому, кем я уже не был. Я стал писателем, чтобы уйти от реальности, а реальность возьми и откажись принимать меня назад. Вся история оказывалась гротескной, и в ее недрах рождалась какая-то трагедия. Я предчувствовал это.

Я просто ненавидел себя: я не сумел заинтересовать Лиор… Ненавидел того писателя, который неспособен больше творить, ненавидел ее, неспособную меня любить.

И я не знал, что думать об этом письме.

Каковы были ее истинные мотивы? Действительно ли она хочет убедить писателя начать творить или это был только предлог, чтобы возобновить с ним отношения? Была ли она влюблена в него? Хотела ли она соблазнить его? Неужели она такая легкомысленная? Она что, решила быть музой терзаемого противоречиями автора?

Я постарался успокоиться и, глядя на компьютер, стал обдумывать ее просьбу.

Она считала, что автор книги в долгу перед ней и перед всеми, кто прочел его книги и полюбил их. Идею эту уже развил мсье Гилель. Два таких важных для меня человека высказали одну и ту же просьбу — тут было о чем задуматься.

Мысль эта мне в принципе нравилась, даже была близка. Прежде я никогда не рассматривал в таком ключе отношения с читателями. Для меня книга была краткосрочным договором, который начинался с названия на чистом листе и заканчивался, когда была поставлена последняя точка.

Действительно ли существует связь между мною и читателями? Должен ли я создавать для них новые книги? После выхода в свет романа «В тиши ее молчания» письма, которые я получал, несомненно, повлияли на мое решение вновь приняться за работу. Но результат получился неутешительный. Этого неудачного опыта было достаточно, чтобы опровергнуть теорию Лиор. Но если быть до конца искренним, я должен был признать, что, работая над книгой иначе, чем в первый раз, то есть без страсти, я сам изменил характер отношений и нарушил договор.