Тьерри Коэн - Она так долго снилась мне...

Загадка отчасти разрешилась. Одна из мрачных туч, нависших над моей жизнью, рассеялась. Однако я не почувствовал облегчения. Где-то далеко живет человек, который готов платить мне, лишь бы я писал. Что это за странная разновидность читателя, что за мысли у него в голове?

Я зашел к Жошу, чтобы поделиться с ним новостью. Хлоя была там. Они схватили письмо, прижались друг к другу и торопливо принялись читать.

— Значит, это все дело рук почитателя, — сказал я. — Почитателя, огорченного моим молчанием. Загадочный вообще-то почитатель, может быть, его стоит опасаться.

— Ладно, зато теперь все ясно, — сказал Жош.

— Ничего не ясно! — возразила Хлоя. — Вам что, достаточно этих смутных намеков и неубедительных объяснений, вы вполне удовлетворены?

— Ну а что я теперь могу сделать? — спросил я.

— Нужно определить, кто это! — воскликнула она. — Этот человек неплохо осведомлен о тебе. Он в курсе, что Иона Ланкри и Рафаэль Скали — один и тот же человек, он знает, что у тебя финансовые затруднения, знает твой номер счета, адрес, имя домовладельца… Как-то много для неуравновешенного псевдофана, тебе не кажется?

— Ты права. Ты думаешь, он врет?

— Я думаю, он что-то скрывает. И тот факт, что этот безумец живет с тобой в одном городе, меня отнюдь не радует. Жош, давай продолжим искать с учетом той информации, которая у нас имеется.

— Слушай, я об этом думал, и мне правда не хочется знать ничего больше, — бросил я. — По правде сказать, мне сейчас уже как-то наплевать.

Это письмо напомнило мне о том, что Лиор уже мне сказала: связь, которую я установил с моими читателями, была нерушимой. Я решил убить Рафаэля Скали, но теперь его призрак преследовал меня.

Я лежал на кровати и баюкал ту боль, которая, я знал, больше меня не покинет. Жалел себя. Но, увы, я заслужил все, что со мной случилось.

Я увяз во лжи, в мистификации. Я оправдывал каждый свой шаг на узкой тропинке лжи, опираясь на некие соображения, которые казались мне вполне верными. Но разве не то же самое делают все, кто отступает от своих принципов, чтобы оправдать свои поступки?

Я мог бы лежать так целыми днями, путешествуя по выдуманному миру, где боль была бы моей единственной подругой. Единственной подругой, с которой я мог бы разговаривать, задавать ей вопросы, упрекать, ругать, бранить. В конце концов, я свыкся бы с ее постоянным присутствием, принял бы ее и уступил бы ей место. Боль уступила бы место гневу, я злился бы на себя, подвластного иллюзиям, на нее, которая не увидела и не поняла моей любви. Потом я бы смирился и впал в меланхолию.

Я попытался позвонить мсье Гилелю, чтобы объяснить, почему меня не было в магазине несколько дней. Я уже решил для себя, что не стану больше работать по утрам во вторник. Видеть ее, что-то опять придумывать, сохранять дружеские отношения — все это было выше моих сил. Мне необходимо было побыть в одиночестве, нужно было время, чтобы ее образ хоть немного стерся из моей памяти.

И вдруг, на самом пике отчаяния, меня посетила одна мысль. Последняя карта, которую можно разыграть. Тактический ход, который шел несколько вразрез с моими принципами, но сохранял последнюю возможность приблизиться к ней.

Я воспользуюсь образом Рафаэля Скали. Автор, перед которым она благоговела, заговорит за меня. Он позволит мне убедить ее, заставит поступиться ее дурацкими принципами. И если она ждет от него чего-то не только в литературном плане, но и в человеческом, он покажет ей тщетность ее усилий. Рафаэль Скали воспользуется своей выигрышной позицией, чтобы вразумить ее, пробьет ее защиту, даст ей стимул почувствовать себя влюбленной. Он будет, по меткому выражению мсье Гилеля, моим троянским конем, который поможет мне проникнуть в ее душу и ее сердце. И если я пойму, что она отвергает не саму идею любви, а именно мою любовь, тогда я действительно потеряю все — и все станет наконец понятно.

Цель была благородной, вот что я повторял себе, чтобы не думать, какой неудачный способ я избрал. Я ввязался в совершенно безнадежное предприятие. Бессмысленное и безнадежное предприятие, которое, как уверял меня мой больной мозг, позволит восторжествовать истине. Моей, ее, нашей общей истине.

И если только чистота и красота чувств имеет для нее значение, тогда, если я ей все открою, она не смутит ее. Она поймет.

Нужно ли быть безумно влюбленным, чтобы придумать такую историю? Да, безумным и влюбленным. Безумным, потому что влюбленным.