Тьерри Коэн - Она так долго снилась мне...

Но в одном я был уверен: мне не удастся вновь обрести ту свежесть и глубину чувств, которые вдохновляли меня в первый раз.

Она желала, чтобы я стал автором романа всей ее жизни.

А я хотел стать всего лишь его героем.

Присев возле Серены, я рассказала ей о последнем разговоре с Ионой и о своем письме Рафаэлю Скали.

Она внимательно меня выслушала, и легкая улыбка появилась на ее лице.

Тебя ждет сюрприз.

— От кого? От Ионы или от Рафаэля?

Она не ответила.

— От обоих?

Она опять промолчала — на этот раз в знак согласия.

Откуда она могла это знать? С чего такая уверенность? Мне захотелось проникнуть в ее душу, узнать, где парят ее мысли, пока глаза ее устремлены в неизвестные пространства.

— Все как-то бессмысленно, я себя не узнаю. Бегаю за двумя мужчинами одновременно и вымаливаю у каждого из них себе в подарок лучшую частичку его души. Я думала, что на такое неспособна. Надо же было так перемениться за какие-то несколько дней. Но у меня ощущение, что эти два человека могут, каждый на свой лад, изменить мою жизнь.

Влюблена?

Вопрос застал меня врасплох.

— В Иону, — спросила я, — или в Рафаэля?

Она дала понять, что дело касается обоих.

Что она хотела этим сказать?

— Я отношусь к ним совершенно по-разному! — воскликнула я. — Если говорить о влюбленности, вопрос может касаться только Ионы. Он притягивает меня, будоражит. Что касается Рафаэля, как я могу быть влюблена в него, если я его даже не знаю? С другой стороны, мои чувства к нему действительно несколько странные. Где-то в глубине души я уверена, что он сыграет важную роль в моей жизни. Может, с помощью книги, о которой мы все мечтаем. Но не только. Мне хотелось бы узнать его поближе, поговорить с ним по душам, может, спросить его совета про отношения с Ионой. Ты знаешь эту фразу Сэлинджера из романа «Над пропастью во ржи»: «А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца — так сразу подумаешь: хорошо, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом, и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочется». Вот такое ощущение, и притом еще нечто другое. Более глубокое, неопределимое, но тем не менее для меня совершенно очевидное.

Я горестно вздохнула.

— В любом случае я уже не понимаю, что означает «влюбиться». Посмотри, как все происходит с Ионой. Когда он проявлял слишком много интереса ко мне, я отбрыкивалась. По сути дела, я никогда не знала, как вести себя с мужчинами, не могла расшифровать движения их души, понять истинные намерения. Ладно, может все оно к лучшему. Если бы он действительно испытывал ко мне сильное чувство, он бы так просто не сдался. Он бы позвонил. В конце концов, может, я правильно сделала, что не поддалась его обаянию. Если это вся его любовь… Я опять села бы в лужу, как обычно.

Сердце мое болезненно сжалось. Иона. Иона, такой трогательный и загадочный, который так радовал меня, так смотрел на меня. Этот Иона теперь меня знать не хочет.

На губах Серены промелькнула лукавая улыбка.

— Ох, ну давай, иронизируй. Тебе конечно же виднее.

Она опять улыбнулась.

— Ты и правда в это веришь? — спросила я. — Ошибаешься. Я его больше не интересую.

Однако я каждую секунду напряженно ждала, что его номер высветится на экране моего телефона. Мне ужасно хотелось вновь увидеть его, хотя я и не была уверена, что готова для любви, для серьезных отношений. Мне только хотелось, чтобы он был рядом, чтобы не сводил с меня глаз, хотелось самой смотреть на него и вдыхать его запах. Хотелось, чтобы он сказал мне о своей любви, чтобы закричал о ней. Так хотелось все еще быть для него важной и нужной.

На письме не было обратного адреса, но штемпель на конверте указывал, что его бросили в ящик в Седьмом округе Парижа.

Я поспешно распечатал его.

Мсье,

Я, очевидно, позволил себе совершеннейшую бестактность. Я хотел помочь вам справиться с вашими финансовыми проблемами, но, видимо, неудачно подошел к делу. Я подумал, и это была, бесспорно, глупая мысль, что вы не станете ломать голову над происхождением денег, которые я пытался вам перевести, что, если я буду настаивать на своем, вы поймете, что речь не о банковской ошибке, а о реальном желании вашего доброжелателя отдать вам эти деньги. Записка, которую вы прислали, объяснила мне, что анонимность моего поступка была вами плохо воспринята. Но тем не менее я вынужден сохранять анонимность по некоторым соображениям, которых не могу пока вам изложить, но которые рано или поздно, конечно, объясню. Моя помощь преследовала одну лишь цель: помочь вам обрести душевный покой, необходимый для литературного творчества. Собственно, я предполагал, что причиной вашего затяжного молчания явились финансовые затруднения. Я, очевидно, ошибался. Не сердитесь, пожалуйста, на меня за мою бестактность и ненужное упрямство.