Харри Мулиш - Зигфрид

На лице доктора, тем временем прослушивавшего грудь Гертера стетоскопом, не отражалось ничего, что давало бы хоть малейший проблеск надежды. Он осторожно раздвинул ему веки и посветил фонариком в зрачок. Потом посмотрел на Марию со вздохом и сказал:

— Мне очень жаль, госпожа, но он скончался.

— Но как же так вдруг? — Она задала свой вопрос таким тоном, словно надеялась, что ответ каким-то образом может все поправить. — Ведь всего полчаса назад он был еще жив!

Доктор поднялся с места:

— Внезапная остановка сердца. Такое в этом возрасте случается. Возможно, он переволновался.

— И лег немного вздремнуть!

Доктор развел руками, произнес несколько сочувственных фраз и попрощался. Тем временем в номер поднялся директор «Захера». Потрясенный до глубины души, он взял руку Марии обеими руками в поисках нужных слов:

— Госпожа… такой великий талант… это утрата для всего мира… — только-то и сумел он сказать. — Мы всем готовы вам помочь.

Мария кивнула:

— Мне хотелось бы немного побыть с ним вдвоем.

— Конечно, конечно, — засуетился директор и, тихо притворив за собой дверь, покинул номер.

Мария почувствовала, что только теперь начинает осознавать то непоправимое, что только что произошло. Как быть теперь ей самой — об этом она еще успеет подумать, а сейчас немедленно звонить Ольге. Бедный Марникс! Как ему сказать?

В Амстердаме трубку не снимали, она услышала лишь приглашение оставить голосовое сообщение.

После гудка она сказала:

— Говорит Мария. Дорогая Ольга, произошло нечто ужасное. Приготовься узнать самое худшее. Руди только что скоропостижно скончался. Во сне… — В эту минуту ее словно парализовало, но она сумела взять себя в руки. — Перезвони мне немедленно в «Захер», номер у тебя есть. Надеюсь, что, прежде чем ехать в Схипхол, вы еще зайдете домой, иначе я попытаюсь поймать вас там. Может быть, будет лучше, если Марникс узнает обо всем от меня… — Голос ее не слушался. — Я не могу больше говорить… — хрипло произнесла она и повесила трубку.

С лицом, мокрым от слез, она посмотрела на Гертера, держа в руках блестящий комочек металла.

— Куда ты? — прошептала она.

Взгляд ее упал на диктофон в правой руке у Гертера. Глаза ее слегка расширились, она потянула диктофон, но пальцы не разжимались. Она все-таки осторожно извлекла его и почувствовала, что тело уже холодное.

Пленка прокрутилась до конца и остановилась. Сев на стул у окна, Мария начала перематывать ее назад, время от времени останавливая. Она услышала: «Мертвые тела положили неподалеку от выхода в воронку из-под снаряда и быстро полили сверху бензином. Из-за того, что в кольце огня никто не решался сдвинуться с места, адъютант бросил в них горящую тряпку. Полицейский патруль, издали наблюдавший за происходящим, рассказал потом, что языки пламени будто бы сами вырывались из трупов. Сами! Вот что, оказывается, загорелось от факела Ницше!..»

И еще: «У меня глаза слипаются».

Потом Мария узнала на пленке свой собственный голос: «Поспи немного, полчаса у тебя еще есть. Посольская машина подойдет ровно через час, я спущусь вниз, закажу себе венский меланж — хочу хоть немного прийти в себя. Если я буду тебе нужна, то позвони».

Она услышала, как хлопнула дверь, затем настала тишина. Она напряженно вслушивалась. Минута за минутой ничего не было слышно, кроме шума машин за окном. Когда зазвонил телефон, она выключила диктофон.

— Ольга?

— Нет, госпожа, это шофер посольства. Я в холле жду, чтобы отвезти вас с господином Гертером в аэропорт. Госпожа Рёэль просила извиниться, что не смогла приехать, — сегодня днем она родила девочку.

— Мы не едем, — сказала Мария, — произошло ужасное несчастье, господин Гертер умер. Попросите, пожалуйста, посла, чтобы он мне как можно скорее перезвонил.

На том конце провода молчали — шофер, по — видимому, был слишком обескуражен, — Мария повесила трубку.

Она снова включила диктофон и продолжала слушать тишину, не отрывая взгляда от лица Гертера. На улице раздалось цоканье копыт. Через несколько минут она вдруг услышала негромкое шуршание, источник которого долго не могла определить, и затем, очень тихо и откуда-то очень издалека, его голос. Неясные стоны, звуки, какие-то слова… Она наклонилась вперед, прислушалась, прижавшись головой к коленям, и зажмурила глаза. Лишь в третий раз перекрутив пленку, она разобрала:

«…он… он… он здесь…»

И больше ни звука.