Роберт Менассе - Блаженные времена, хрупкий мир

Лео не понимал, почему именно в отношениях с Юдифью это его искусство не играло никакой роли, ведь то, чего он сейчас ожидал, превращалось тогда просто-напросто в отчаянный акт солипсизма. Да, конечно, Юдифь не такая. А с другой стороны, чувство, что в ее глазах у него нет шансов на успех, было для него уже непереносимо. Лео спросил себя, не изложить ли Юдифи свою теорию о целеположенности латиноамериканского развития, теорию, которая возникла у него однажды совершенно спонтанно, в момент внезапного воодушевления, в разговоре с одной университетской девицей, на которую он хотел произвести впечатление. Смешение колоритных латиноамериканских анекдотов с диалектикой истории из гегелевской феноменологии позволило ему сделать ошеломляющие прогнозы, которые придавали ему ощущение даже некоей своеобразной власти над историей. Поскольку у той девицы эта теория имела большой успех, он потом так часто пользовался ею, что мог подать ее действительно увлекательно. В задумчивости снял он восковой наплыв с бутылки со свечой и, разминая его пальцами, смотрел поверх съехавших на нос очков на неясное лицо Юдифи. Уже несколько минут оба молчали, Юдифь курила и смотрела на Лео. Она чувствовала, как на нее накатывает то романтическое стремление, которое, словно целительный бальзам, смягчало ее внутреннее напряжение, это странное, все вновь возникающее желание вопреки всяким разумным пределам пить, пока не свалишься под стол, эта саднящая жажда эксцесса, которую она то и дело ощущала, иногда — чтобы притупить непереносимое чувство, иногда — чтобы в момент блаженства наконец-таки потерять всякий контроль над собой и осознанно увековечить этот момент полным отключением сознания. Одержимость, появлявшаяся у нее в несчастье и в счастье — которому она, видимо, не верила. Она отметила про себя, что сейчас, слава Богу, этого не ощущала в себе, почти не ощущала, во всяком случае, ей удалось сказать: Пойдем, Лео, попроси счет!

Счет! вскричал Лео с такой неожиданной живостью, что Юдифь невольно рассмеялась, и Лео в ответ вяло улыбнулся. Они вышли из кафе, Юдифь взяла Лео под руку и тесно прижалась к нему, так что возникла удивительная гармония их шагов, но без тенденции внезапно остановиться и обняться. Ты проводишь меня? спросила она. Да, тихо ответил Лео, собираясь добавить, что живет совсем рядом, за углом, но тут Юдифь уже назвала свой адрес. Она жила в третьем округе, в одной из боковых улочек, отходящих от Ландштрассер Хауптштрассе. В машине Лео почти ничего не говорил, он был смущен, очень счастлив и одновременно — очень несчастлив. И его знобило. Юдифь снова немного опустила стекло и напевала какую-то бразильскую песенку, Лео знал ее, но забыл, как она называлась и какие там слова. Когда они повернули на Петрусгассе, тихую маленькую аллею, где жила Юдифь, она крикнула: Останови! Приехали, я выхожу. Они сидели рядом в машине и смотрели друг на друга. Руки Лео в толстых перчатках крепко вцепились в руль, хотя машина стояла. Можно ли мне, спросил Лео неприлично громко, как ему показалось, откашливаясь, подняться к тебе? Нет, сказала Юдифь, я уже очень устала и хочу спать. Она открыла сумочку, достала крохотную записную книжку и карандаш, записала на страничке свой номер телефона, вырвала ее и дала Лео, спросила его номер, и он произнес его таким тоном, словно это был шифр бронированного сейфа, и вдруг Юдифь его все-таки сейчас откроет, и ему достанутся тогда неисчислимые сокровища. Юдифь записала номер, и поцеловала Лео в обе щеки, а он все так же крепко держался за руль.

Мы замечательно провели вечер!

Да, сказал Лео, а скажи, может быть, можно все-таки подняться к тебе? Голос его перешел на хрип, он лишился рассудка, зрения, слуха и дара речи.

Созвонимся завтра, ладно? Спокойной ночи! сказала Юдифь, улыбнулась и вышла из машины, ему хотелось кричать, но была только его немая пересохшая глотка, да стук захлопнувшейся дверцы.

Еще больше, чем любить ее, ему хотелось сейчас стать ею, не обнимать ее он хотел сейчас, а быть ею — как сильно он смог бы тогда любить себя самого, с таким вот внутренним согласием и такой близостью к самому себе он сейчас с удовольствием поехал бы домой и лег спать.

Он тронулся с места, выкрутил руль, чтобы развернуться, нажал на газ и одновременно пытался разглядеть в зеркало, как Юдифь отпирает входную дверь. В зеркало он увидел, что Юдифь еще раз обернулась к нему, и затем ее фигура сразу пропала, словно ее кто-то стер, Лео откинул голову назад, потом раздался треск, потом был толчок, бросивший его тело вперед — при развороте Лео врезался в дерево на противоположной стороне улицы.