Игорь Неверли - Сопка голубого сна

Бронислав в своем балагане вынул из ячеек широкого охотничьего пояса двадцать патронов, чтобы он стал легче, оставил только три патрона крупной дроби и два мелкой, застегнул, на грудь слева приколол, по совету Войцеховского, газырь на десять пуль, подвесил к ремню таежный нож, зарядил наган пятью пулями, которых недоставало, и сунул его в карман, подумав, что придется сшить для него специально глубокий кожаный карман или носить его в кобуре на подтяжках под мышкой, наконец, зарядил правый ствол «Парадокса» крупной дробью, а левый — пулей, надвинул пониже на глаза свою синюю кепку, проделывая все это быстро, сноровисто, внешне спокойно, хотя душа у него пела от радостного возбуждения — вот он снова вооружен.

Когда Бронислав вышел из балагана, Брыська чуть не обезумел от радости, увидев у него на плече ружье. Три месяца хозяин не охотился и жизнь без выслеживания дичи потеряла для бедняги чуть ли не всю свою прелесть, он чувствовал себя не гордой и уважаемой охотничьей собакой, а простой дворнягой, охраняющей дом. Он прыгнул с разбега Брониславу на грудь, лизнул его в лицо, описал круг по двору, радостно визжа, снова прыгнул и помчался в лес, оглядываясь, идет ли хозяин за ним. Бронислав, снова обретя уверенность в себе, шагал прямо, мимо охваченных осенней дремотой деревьев, еще без всякого плана, но с твердым предчувствием удачи, дошел до конца плоскогорья и начал спускаться по пологому склону вниз, на самое дно лесного моря.

Вернулся он в шестом часу, неся на голой спине рогача; рубашку снял, чтобы ее не запачкать.

— Где ты подстерег этого козла? — спросил Николай.

— У реки, за устьем нашего ручья, версты три или четыре отсюда. Я стоял за деревом, увидел издали, как он переплывает реку, и двинулся туда. Он вышел на берег, отряхнулся, с минуту прислушивался, принюхивался, а потом пошел пастись на маленькой полянке среди лиственниц. Слишком далеко от меня, чтобы стрелять. Я осторожно подкрался и со ста пятидесяти шагов выстрелил, уже не сомневаясь, что попаду.

— Что и говорить, выстрел в шею, убит наповал.

— Да, я терпеть не могу ранить. Отвратительно себя чувствую, когда раненый зверь уходит подыхать в тайгу. Потому и старался целиться в шею. Тогда или наповал, или, если пуля минует аорту и шейные позвонки, зверь убежит и поправится.

Солнце давно уже село, когда они развели костер за домом и Николай налил из бидона с водкой по первому крючку, поднес всем своим помощникам и поднял тост: «За Бронислава, чтобы ему всегда везло на охоте и в жизни!» Шулим из рыбы, пойманной в ручье, сварил с Евкиными приправами такую уху, что все пальчики облизывали, потом он бросил на раскаленную сковороду восемь ломтей козлиной печени, а Николай налил по второму крючку. Затем Шулим дал каждому по шампуру с кусками сырого мяса, сала и с черемшой, и они жарили на углях шашлыки, запивая третьим крючком. А в заключение попробовали диковинные для этих мест овощи: помидоры, огурцы, лук из корзинки ксендза Леонарда.

Весело, с шутками, прибаутками, песнями они отпраздновали получение Брониславом отличной охотничьей снасти... Под конец Николай сказал, обращаясь к Митраше и Федоту:

— Помните, я велел вам оставить железные коленчатые трубы на Мысу и на Переправе? Так вот теперь вы построите там избушки, чтобы, идя к нам или от нас, можно было переночевать и отдохнуть. Маленькие избушки, три на четыре шага, с печками, к которым вы приладите эти трубы. Передняя стенка две с половиной сажени высоты, задняя две, крыша односкатная, без окон... Вы столько раз видели, как я ставил дома и клал печи, помогали мне, должны теперь справиться.

Митраша кивнул, Федот сказал: «Справимся, дядя Коля».

— Да, я не сомневаюсь. Больше недели на такую избушку у вас не уйдет, так что на обратном пути за две недели все сделаете.

Назавтра, перед их отъездом, Бронислав написал, пристроившись на пенечке, благодарственное письмо Нарциссу Войцеховскому, рассказал вкратце о своей жизни в тайге и обещал сделать все возможное, чтобы добыть майские панты.

Ему не терпелось снова идти в лес, но все работали на стройке, и он, пересилив себя, тоже шпаклевал стены и обшивал их тесом. Николай разделался с крышей и принялся за печи, Данила соорудил себе верстак и делал косяки, окна, двери, два других плотника с утра до вечера пилили бревна на доски и брусья. Поляна вокруг дома походила на лесопилку, заваленную стройматериалами, которые начали уже укладывать штабелями.