Беатриче:Давай.
Не двигаются.
Вергилий:Я знаю три анекдота.
Беатриче:Сейчас не время.
Вергилий:Смешные, правда.
Беатриче:Я больше не могу. Ни смеяться, ни даже чему-то усмехнуться.
Вергилий:Значит, эти бандиты и впрямь нас всего лишили.
К столику подошел официант. Таксидермист смолк и спрятал листки под стол.
— Ваш кофе, — сказал официант, сгрузив с подноса чашки и тарелку с кексом.
Генри сообразил, что забыл попросить вторую вилку; своей вилкой разломив кекс, он положил ее на тарелку со стороны таксидермиста. Ничего, сам воспользуется ложечкой.
— Угощайтесь, — сказал Генри.
Старик помотал головой и вновь выложил листки на стол.
— «Эти бандиты»… — напомнил Генри.
Мастер кивнул и продолжил:
Вергилий:Значит, эти бандиты и впрямь нас всего лишили.
Пауза.
Беатриче:Ладно, давай свои анекдоты.
Вергилий:Жаль, нет кофе.
Беатриче:Жаль, нет кекса.
Усаживаются под деревом.
«Надо же, какое издевательское совпадение! — поразился Генри. — Нам подали кофе и кекс, по которым тоскуют Вергилий и Беатриче. А перед тем ослица сказала, что закатившееся солнце оставило их без веры, мы же купаемся в его лучах. Удивительно, какой беззащитной и живой выглядит эта пара, раскрывшаяся гораздо больше автора».
Вергилий:Анекдот первый (сложив руки ковшиком, жарко шепчет в ухо Беатриче; разборчивы лишь отдельные слова) …а булочник… говорит дочка… на другой день… целый месяц… он в раздрызге… и тогда она говорит… (Шепчет финальную реплику.)
Беатриче (уныло): Смешно.
Вергилий:Анекдот второй (снова шепчет ей в ухо). . подходит к другому узнику… буква У… говорит он, показывая на его грудь… (Соль анекдота.)
Беатриче:Я не поняла.
Вергилий:По-венгерски… (Шепчет на ухо.)
Беатриче (уныло): Ясно.
Вергилий:Анекдот третий. (Шепчет в ухо.)
Беатриче:Этот я уже слышала.
— Поначалу они беседуют и строят планы — просто чтобы занять время, — сказал таксидермист.
— Смешно, когда анекдот шепчут на ухо.
— Потом они произносят монологи. Пока что Беатриче умудряется всю ночь спать и даже видеть сны. А вот Вергилий спит плохо: во сне постоянно слышит медленно нарастающий сверлящий шум, от которого судорожно просыпается и, по его выражению, «таращит зенки». Он шутит, мол, ему вечно снятся термиты. Беспокойство.
— Что его тревожит?
— Мир, которому ревуны не нужны.
Генри кивнул.
— Когда Беатриче спит, Вергилий разговаривает с собой. В первую ночь под деревом он рассуждает о книге «Жак-Фаталист и его хозяин».
— Знаю, Дени Дидро.
Когда-то давно Генри читал французского классика восемнадцатого века.
— Я там ничего не понял, — сознался таксидермист.
Генри припомнил роман: Жак и его хозяин путешествуют верхом, беседуя о всякой всячине. Разные события то и дело их перебивают. Судя по заголовку, Жак верит в судьбу, а его хозяин — нет, но, возможно, Генри что-то запамятовал. Нельзя сказать, что он сам до конца «понял» книгу. Впечатлили галльская легкость и неустаревшее остроумие, чем-то напомнившее Беккета.
— Зачем же вы упоминаете роман, который вам непонятен? — спросил Генри.
— Это не важно. Там есть интересный фрагмент: Жак и хозяин говорят о боли, которая сопутствует разным увечьям. Жак яростно доказывает, что нет ничего хуже непереносимой боли в разбитом колене, и приводит примеры: падение с лошади, ушиб об острый камень, пулевое ранение. Когда Вергилий читал книгу, его это убедило. Но сейчас в монологе он размышляет о разных физических муках, сопоставляя их. Да, от боли, описанной Жаком, глаза лезут на лоб, но она сильна лишь в первое мгновенье, а затем постепенно стихает. Разве она сравнится с непреходящей изматывающей болью в поврежденной спине? Ведь колено — маленькая, ограниченная связями телесная часть, которую относительно легко не тревожить. «Лежать задрав ноги» — наслаждение неподвижностью отмечено даже избитой фразой. Но спина подобна железнодорожной оси, что связывает разные пункты и всегда под нагрузкой. А как быть с муками голода и жаждой? Или вот совсем иная мука — вроде все цело, а нет душевных сил шевельнуться. Тут Вергилий плачет, но смолкает, чтобы не разбудить Беатриче. Это один из его монологов.
— Понятно.
— Утром, пока Беатриче еще спит, он произносит второй монолог. Вергилий вспоминает, с чего начались их несчастья. То есть с той минуты, когда он понял, что с ними происходит. Вергилий разыгрывает сцену: в своем любимом кафе он читает утреннюю газету, и взгляд его падает на один заголовок. В статье говорится о правительственном указе, который вводит новые статусы граждан — вернее, к категории граждан добавляет категорию неграждан. Вергилий беспредельно изумлен, когда понимает, что именно он, обезьяна, безобидно читающая газету, — мишень данного указа.
Читать дальше