Вергилий: Георгики. Первая и четвёртая книги в переводе Елены Иванюк

Переводчик Елена Иванюк

© Вергилий, 2017

© Елена Иванюк, перевод, 2017

ISBN 978-5-4485-6937-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Перевод 1-й книги «Георгик» Вергилия был изданс опозданием. Перевод 4-й книги «Георгик» вышел ещё в 2009 г. в журнале «Новый Гермес – 3» в разделе Ars Interpretandi. 4-ю книгу предваряло предисловие. Тогда перевод назван был экспериментом: он рифмованный, с чередованием перекрёстной, парной и кольцевой рифмовкии стихотворных метров. Оба перевода сделаны в 2004 г.: сначала 1-я книга, потом – 4-я. Теперь доказывать состоятельность эксперимента как-то уже и незачем. Но можно поделиться странностями интерпретаторского дела, а именно перевода поэзии с мёртвого языка. Обе книги «Георгик» – и 1-я, и 4-я – относятся в-общем-ток определённой тенденции в художественном переводе. Тактика здесь не нова. Но экспериментом она названа потому, что ею гнушаются классические языки. Хотя ей дали характеристику корифеи перевода: Николай Заболоцкий [1], Корней Чуковский и Владимир Набоков, их наблюдениям классическая филология до их пор относится как к привидениям.

Кажется, исчерпывающее определение переводимого вообще дал Владимир Набоков в статье «Николай Гоголь» (Часть 5): не только Гоголя, но и «всякую литературу» он называл «феноменом языка». «Мои переводы отдельных мест [т. е. из Гоголя] – это лучшее, на что способен мой бедный словарь; но если бы они были так же совершенны, какими их слышит мое внутреннее ухо, я, не имея возможности передать их интонацию, все равно не мог бы заменить Гоголя. Стараясь передать мое отношение к его искусству, я не предъявил ни одного ощутимого доказательства его ни на что не похожей природы» [2]. Видимо, «внутреннее ухо» Набокова – переводившего ещё и себя – улавливало мельчайшие формообразующие языка Гоголя (вплоть до места для частицы «даже»). Но как представлял он переводческую работу? «Передать интонацию» Гоголя и своё «отношение к его искусству» – короче говоря, попытаться Гоголя «заменить», отдавая себе отчёт том, что это невозможно. Точнее о переводческой работе и не скажешь. В «Высоком искусстве». К. Чуковский описывает то техническое и предметное, во что формализуется мастерство. Определяя рабочую область для переводчика, как Белый – для литературоведа, он ставит знак равенства между явлениями вроде бы разной природы, её составляющими: образ мира, присутствующий в литературном произведении, и есть произведший его инструментарий «в действии», да взять вот хотя бы фонетику. Примером служит Вергилий (в разделе о необходимости для его переводчика иметь музыкальный слух). «Никто, – пишет Валерий Брюсов, – никто среди поэтов всех стран и времен не умел совершеннее Вергилия живописать звуками. Для каждой картины, для каждого образа, для каждого понятия Вергилий находит слова, которые своими звуками их передают, их разъясняют, их выдвигают перед читателем. Звукопись Вергилия обращает стихи то в живопись, то в скульптуру, то в музыку. Мы видим, мы слышим то, о чем говорит поэт…». Огрублённо говоря, мало описать какой-нибудь бьющий источник. Его должна вызывать в памяти фонетика стиха. С такими материалами и с такой же целью, но в языке иначе устроенном работает переводчик поэзии. Заболоцкий предъявляет к нему требования вообще быть поэтом [3]. Речь явно идёт о каком-то заковыристом круге ада.

Параллельный прозаический если не подстрочник, то дотошный пословный пересказ прочно обосновался в европейских изданиях древней, да и вообще «старинной» иностранной литературы. И здесь есть одно тяжело вписывающееся в картину мира русского филолога, не привыкшего к сверхузким специализациям на кафедрах европейских университетов, отличие: по словам некоторых англоязычных издателей (Гэвина Бэттса, Статиса Готлетта и Танасиса Спильяса [4]), прозаический подстрочник адресован не читателям-интеллектуалам, а скорее профессионалам без знания языка. Наверное, к нему прибег бы исследователь ренессансной музыки, в том числе на Крите, но не понимающий текст VI в. на «критском диалекте». Но издатели, оказывается, обращаются к негрекоязычному [5] элинисту. Вопрос, знаком ли он не то что с «критским диалектом», а вообще с греческим языком, не ставится: пересказ на английском для образованных [6], в котором на этом английском переданы, по мере возможности, некоторые обороты подлинника, способен этот подлинник заменить.