Она свободно расхаживала среди них, предлагая салат всем по очереди, прижимая его к их опущенным мордам тем жестом, каким дают лошади сахар. Они отворачивали от рвотного свои задумчивые головы, снова выравниваясь в линейку, лишь только оно переходило к следующим. В поисках овцы, которая съела бы ее салат, мисс Дью брела по полю все дальше и дальше.
Мерфи был слишком поглощен этой трогательной маленькой навигацией, а более всего экстатическим поведением овец, чтобы обращать внимание на Нелли. Теперь он обнаружил, что она съела все печенье, за исключением имбирного, которое не смогла продержать во рту и пары секунд. Судя по тому микроскопическому углу, который теперь образовывала ее спина по отношению к горизонту, она присела после еды. Следует заметить, что у такс такой длины и нижины, как Нелли, что стоят они, что сидят, что лежат, в очертаниях заметно очень мало разницы. Если бы Пармиджанино пристрастился к изображению собак, он изобразил бы их похожими на Нелли.
Мисс Дью экспериментировала теперь, прибегнув к совершенно новой тактике. Последняя состояла в том, что она клала свое подношение на землю и удалялась на разумное расстояние, чтобы овцы могли в уме разделить, если это то, что им требовалось, идею дающего и идею его дара. Мисс Дью не была Любовью, чтобы ощущать собственное тождество со своим даром, и овцы, пожалуй, смутно об этом догадывались, т. е. что мисс Дью — не салат, что и тормозило всю операцию. Но психология овцы куда менее проста, чем то представлялось мисс Дью, и салат, маскировавшийся под естественное порождение парка, имел не больше успеха, нежели тогда, когда он откровенно предлагался как некая разновидность экзотики.
В конце концов мисс Дью была вынуждена признать свое поражение; горькая пилюля, которую надо было проглотить в присутствии совершенно незнакомого человека. Она подобрала две своих головки салата и вперевалочку пошлепала назад на своих крепких коротких ногах к тому месту, где Мерфи, сидя на коленях, оплакивал свою пропажу. Она встала напротив него, слишком сконфуженная, чтобы заговорить, тогда как он был слишком расстроен, чтобы воздержаться от этого:
— Может, овцам и не по вкусу ваша капуста…
— Салат! — воскликнула мисс Дью. — Прелестный, свежий, чистый, белый, хрустящий, сочный, восхитительно вкусный салат!
— Но ваша текущая собака съела мой ленч, — сказал Мерфи, — или, вернее, то, что смогла переварить.
Мисс Дью опустилась на колени, совсем как любой обычный человек, и обхватила руками голову Нелли. Хозяйка и сука обменялись долгим понимающим взглядом.
— Испорченность ее вкуса, — сказал Мерфи, — не простирается — возможно, вам будет приятно это услышать — до бесконечности и исключает имбирь, а крайности моего — rejectamenta [45] Отбросы, экскременты (лат.).
всякой ожидающей случки дворняжки.
Стоя на коленях, мисс Дью более, чем когда-либо, напоминала утку или недорослого пингвина. По причине высказывания Мерфи, назвавшего Нелли, которая вместе с лордом Голлом составляла почти все, что у нее было в этом ужасном en-deçá [46] Здесь (фр.).
, ожидающей случки дворняжкой, ее грудь вздымалась и опускалась, краска то приливала, то отливала от ее лица. Ее любимица определенно поставила ее в крайне ложное положение.
На месте Мерфи Уайли мог бы утешиться мыслью о том, что Парк — закрытая система, в которой не может произойти утраты аппетита; Нири — удовольствием от Ipse dixit [47] Сам сказал (лат.). — Выражение, употребляемое последователями Пифагора, когда подразумевались его собственные слова.
; Тиклпенни — сделав что-то в отместку. Но Мерфи был безутешен, стойкий запах приправ, который заронило ему в душу печенье, конец которому положила Нелли, продолжал источаться.
— О, моя Америка, — воскликнул он, — вновь обретенный край [48] Начало строки стихотворения Джона Донна.
, едва завидел, как исчезла Атлантидой.
Мисс Дью нарисовала на своем месте своего патрона.
— На сколько вы пострадали? — сказала она.
Мерфи эти слова были непонятны и оставались таковыми, пока он не увидел в ее руках кошелек.
— Два пенса, — ответил он, — да еще критика чистой любви.
— Вот вам три, — сказала мисс Дью.
Грязная добыча Мерфи возросла благодаря этому до пяти пенсов.
Мисс Дью пошла прочь, не попрощавшись. Она ушла из дому столь же радостно, сколь теперь возвращалась горестно. Так часто случалось. Она шлепала вперевалочку к воротам Виктории, перед ней стелилась по земле Нелли, и в результате своей поездки на природу она чувствовала себя только хуже. Ее салат отвергнут, ее самоотречение, ее любимица и она сама в лице своей любимицы оскорблены, три пенса, предназначавшиеся на кружку некрепкого пивка, пропали. Она прошла мимо посадок георгинов и мимо собачьего кладбища и очутилась внезапно в сером великолепии Бэйсуотер-роуд. Она подхватила Нелли на руки и несла ее большую часть пути до Пэддингтонского вокзала, чем это было необходимо. Ее ожидал ботинок от лорда Голла, ботинок, составлявший ранее часть гардероба его отца. Она сядет, держа на коленях Нелли, положив одну руку на ботинок, другую — на планшетку, и будет вытягивать из эфира для блюстителя закона, который, к несчастью, обладал к тому же правом на возвращение к нему состояния и имущества, какую-нибудь причину, достаточную для отмены жестокого майората.
Читать дальше