Иван Зорин - Роман в социальных сетях

«А что вас, собственно, не устраивает? — писал ему Сидор Куляш. — Вы свободны и можете позволить себе жить в любой стране. На выбор! Или хотите обратно в прошлое? Нравится рабство, голод?»

«Не трудитесь, — осадил он. — У меня есть телевизор».

От родителей Афанасий Голохват был очень далеко. С матерью он, правда, изредка переписывался, а с отцом после развода виделся всего раз. Они сидели в суши баре, отложив палочки, ковыряли рыбу вилками, и их разговор был таким же острым, как еда. «У нас ничего общего, — вспоминал Афанасий Голохват их встречу. — Его ли я сын?» Он морщился, намереваясь серьезно поговорить на этот счет с матерью, но откладывал до лучших времен. А потом учеба и протестная деятельность поглотили все его мысли. После развода мать пыталась сделать мужа из Афанасия, превратившись в наседку, тряслась над каждым его шагом, под видом семейных дел, обсуждая свои обиды и желания, она ревновала его к отцу, уличным мальчишкам, прогоняя которых, высовывала голову из форточки, смешно наклонив ее набок, ревновала к истории и фантастике, которых не понимала, считая прошлое такой же выдумкой, как и будущее. Вечерами она готовила с сыном уроки, отмечая каждую его ошибку подзатыльником, учила с ним грамматику, которую он с тех пор возненавидел. Ей казалось, что она любит сына, что готова отдать ему все, а он все не мог дождаться окончания школы, чтобы поступить в столичный университет. «Неблагодарный, — жаловалась она соседям. — Совсем мать забросил, а ведь я посвятила ему всю жизнь».

В отпуске, когда он чуть было не ушел из больницы, у Олега Держикрача появилось много времени. И он тоже посетил одну из квартир, где обсуждали, как переделать мир. Его позвал туда бывший пациент. Дом был на окраине, звонок дребезжал, а железную дверь долго не открывали.

— Что вам? — ощупали его колючим взглядом.

Олег Держикрач представился.

Дверь захлопнулась. Потоптавшись на лестничной площадке, Олег Держикрач уже собрался уходить, когда появился его знакомый:

— Проходите, проходите… — И пока в прихожей Олег Держикрач разматывал шарф, таинственно шептал: — Извините за неудобство, много провокаторов…

Диссиденты расположились за круглым столом, вел заседание щуплый старик с тонкими, злыми губами. Говорили по очереди, и каждый о своем. Сосед Держикрача неожиданно уснул, а, когда, толкнув в бок, ему предоставили слово, по-военному отчеканил: «Виноват, вторую ночь не сплю». Откашлявшись, он тронул лоб, будто настраивая радиоприемник, и произнес долгую речь, так что Олег Держикрач непроизвольно искал в его руках исчерканную бумагу. Он вспомнил свои беседы с пациентами, когда также думал о своем, и его подмывало спросить, сколько раз оратор произносил подобное, и верит ли сам в то, что говорит. Но Олег Держикрач был в чужом монастыре, и прикусил язык. «Все видят как не надо жить, а как надо — никто», — про себя возражал он, согнувшись над столом, как колодезный журавль. «И чем эти люди лучше тех, кто у власти?» — оглядывал он собравшихся, подперев кулаком подбородок. Олег Держикрач вслушивался в слова, смысл которых от него ускользал, и вдруг его осенило: тут каждый говорил о себе. За обличением власти он увидел боль одиноких сердец которую годами наблюдал у себя в кабинете, и ставшая за последние месяцы привычной тоска сжала ему грудь. Он чувствовал, как его затягивает в омут, где наверчивает свои круги недовольство, где водяные от всех бед с ухмылкой подсовывают пистолет, а русалки нашептывают, что по-другому жить нельзя. «Власть, безусловно, омерзительна, — подвел он черту, снова оказавшись за железной дверью, — но профессиональный революционер — это диагноз».

В метро бывший пациент, словно подтверждая его догадку, жаловался на ужасный мир, крутил пуговицу на его плаще, ища поддержки, по-собачьи заглядывал в глаза. Но Олег Держикрач не оправдал его надежд. Он смотрел на пассажиров, уткнувшихся в газеты, и думал, что они, как дети, обманывать которых — грех. «Это ли не мошенничество? — вспомнил он признания Сидора Куляша. — Обман ребенка, что может быть гнуснее?» «Да, да, конечно, власть отвратительна, я целиком на вашей стороне», — пожал он на прощанье холодную потную руку. И поймав вопрошающий взгляд: — С удовольствием бы пришел еще раз, но много работы». Сойдя на своей станции, Олег Держикрач смешался с толпой, как на иголки, натыкаясь на колючие взгляды. Его окружали злые, хмурые лица, его едва не задевали локтями, так что приходилось быть все время на чеку.