Колин Джонсон - Новые рассказы Южных морей

— Хорошо, только ты приглядывай за бабушкой. Если станет холодно, отдай ей свой свитер. Если дождь пойдет, веди ее сейчас же домой. И смотри не шали там.

— Ладно, мам. Пойдем, бабушка. Мама разрешила. Ну, давай руку. Не бойся, я с тобой.

И мы выходим из дома.

А иногда бабушка словно просыпается. Она снова становится прежней, как при дедушке. Она смеется, разговаривает, не дрожит всем телом. Но так бывает редко, обычно разум ее спит.

И тогда мне приходится помогать ей. В такие минуты она совершенно беспомощна, даже поесть сама не может.

— Поди сюда, бабушка! — говорю я. Она садится, а я повязываю ей салфетку вокруг шеи, чтобы она не уронила кусок на платье, — А теперь открой рот. Ну-ка, пошире. Вот хорошо. Умница. Ну как, вкусно?

Она кивает в ответ и просит еще. Я подношу ложку к ее губам — она улыбается, ей хорошо.

— Это что? — спрашивает она, указывая то на дом, то на дерево, то на машину, то на пасущуюся лошадь. Она любит притворяться, что не помнит названий. И я объясняю:

— Это лошадь. Это курица, а здесь живет миссис Катене.

И она повторяет за мной нараспев:

— Дерево, изгородь, лошадь. Нет, это называется не лошадь, а хойхо [36] Лошадь (маори). , внучек.

— Верно, бабушка. Ты знаешь больше, чем я. Ты знаешь все слова на маори, а я — нет. Такой уж у тебя глупенький внучек.

И она улыбается, пританцовывая от удовольствия. А иногда она поет, и ее голос уже не дрожит, он, словно птица, расправляет крылья и кружит, кружит над морем.

Бабушка любит петь. Иногда она поджидает, когда я вернусь из школы, у порога с гитарой в руках. Мне ее подарил мой брат Кепа и показал, как играть. Но толком играть на гитаре я не умел. Впрочем, бабушке было довольно того, что я перебирал струны. Мы усаживались на веранде, она повелительно прижимала мои пальцы к струнам, я начинал играть, а она пела песню за песней.

Иногда и папа подсаживался к нам.

— Ну разве так играют? Дай-ка я попробую. — Он настраивал гитару и обращался к бабушке: — Что, мама, споете свою любимую, а? Три, четыре, начали.

Папа играл на гитаре отменно. У них с бабушкой так здорово получалось.

Это была бабушкина песня. Так переводилось ее имя с маори, так ее звали, потому что на маори выходило слишком длинно. И действительно, бабушка походила на цветок: маленькая, робкая, она закрывала лицо руками, словно лепестками, когда солнце светило нестерпимо ярко.

— Ну вот, внучек, мы и добрались, — говорила бабушка.

— Да, почти что. Вон уже и море.

Она всегда повторяла эту фразу, когда мы подходили к спуску. По тропинке до калитки, потом вдоль пастбища, и вот уже обрыв и спуск к морю. Бабушка торопится, изредка оборачиваясь, чтобы убедиться, здесь ли я. Она не любит бывать одна.

— Вот мы и пришли, мокопуна. Ну-ка, прибавь шагу! Смотри, какое море!

Она прислушивается, склонив голову набок, к шепоту волн. Потом бежит дальше и машет мне рукой.

Но я делаю вид, что не замечаю, и не прибавляю шаг.

— Ты что-то сказала мне, бабушка? — кричу я.

И так всегда — она машет мне рукой и все слушает, слушает, как гудит ветер.

Бабушка любит море. Раньше они с дедушкой жили на побережье. А потом дедушка умер, и бабушка стала жить с нами, ведь папа — ее старший сын. Он говорил, что бабушка вовсе не поранги, просто она старенькая и ей одиноко. Она, наверное, долго не проживет, говорил он, ведь они с дедушкой ровесники.

— Ты должен заботиться о ней, любить ее — она может покинуть нас каждую минуту. А пока она с нами, пусть ей будет хорошо, договорились?

Я отвечал, что буду любить бабушку, и ей никогда не захочется покинуть нас. Но папа не понимал, что бабушка просто не может умереть. Он лишь печально улыбался, обнимая меня за плечи, и все повторял:

— Немножко ей осталось, совсем немножко.

А иногда по ночам я слышал, как бабушка плачет от одиночества. Я тихонько пробирался по коридору в ее комнату и утешал ее, вытирая слезы:

— Ну что ты как маленькая?! — Но она все не успокаивалась. Тогда я крепко обнимал ее. — Ух, какая непослушная. Ведь я же с тобой. Бояться нечего.

Порой она так и засыпала у меня на руках.

— Смотри-ка, мокопуна! — кричит она. — Нашла.

В вытянутой руке она держит ракушку. Не знаю почему, но бабушка думает, что ракушки мне нравятся. Может, потому, что, когда она только поселилась у нас, она увидела в моей комнате ракушку. И с тех пор, стоит нам пойти к морю, она начинает искать их для меня.