Марсель Гафуров - Территория памяти

С неделю Машаня провела в дровяном сарайчике, и Савва, все более привязываясь к ней, единственной живой душе, признавшей его полноценным существом и ждавшей его заботы и ласки, ползал по косогору, дергая пыльную, огрубевшую траву. Эх, на луг бы, думал, Машаню выпустить, на росное приволье! Мысль эта завладела им, и он принялся ездить на окраины города, приискивая место, где и Машане было бы хорошо, и ему самому нашелся бы какой-нибудь приют. Так попал он в Дудкино. Роскошные луга в разнотравном уборе очаровали его, а вскоре и какой-никакой приют нашелся. Знакомец мой Венка, случайно встретившись с Саввой, спросил, что он ищет, и указал на заброшенный сарай, в котором сын его Толян с дружком предприняли безуспешную попытку разбогатеть, откармливая поросят. И оставалось Савве прожить несколько месяцев в указанном сарае, а затем, с наступлением холодов, перебраться в садовую сторожку, чтобы оказаться в поле моего зрения.

А мне любопытно наблюдать за людьми, — вглядываться в жизнь человека, обитающего рядом, как неказисто он ни выглядел, по-моему, не менее интересно, чем ездить по дальним странам, разглядывая великолепные чужие витрины. Не мной сказано, что внутренний мир каждого человека равен вселенной. Если вам эта метафора покажется чрезмерным преувеличением, то я готов утверждать, что даже в безвестной миру деревне Дудкино, теперь — бывшей, и близ нее любая судьба — это отражение истории страны со всеми ее зигзагами и изломами.

Но вернемся к нашему Савве. Как сложилась дальнейшая его жизнь? К сожалению, ждал бедолагу впереди новый удар судьбы, связанный с появлением в его избушке женщины по имени Наталья.

В числе последних дудкинцев, переселенных властями в город, получили ордер на квартиру в многоэтажном доме баба Клава, у которой я покупал молоко, ее сын Андрей и невестка Наталья. Но сама баба Клава переезжать категорически отказалась, осталась зимовать в родной избе без крыши — сын снес ее ради получения этой самой городской квартиры. В одиночестве, в тоске баба Клава неожиданно пристрастилась к «зеленому змию», начала спиваться. Весной Андрей силком увез ее в город. Казалось, история с бабой Клавой завершилась счастливо. Но вскоре дошел до нас слух, — добрая слава, как говорится, на месте лежит, а худая по земле бежит, — дошел, значит, до нас слух, что старушка и там пить не перестала, и Андрей пьет, а Наталья, присоединившись к ним, вовсе в одночасье спилась.

Не знаю, что подтолкнуло Наталью к бутылке — раньше она скандалила с мужем из-за его пагубной страсти. Может быть, затосковала по привычному укладу жизни или безделье ее сгубило в городе ведь нет того груза, что женщина несет на своих плечах в деревне. Так или иначе — случилась беда. Врачами-наркологами замечено, что женский организм впадает в алкогольную зависимость впятеро, а то и вдесятеро быстрей, чем мужской, и женщина в деградации на этой почве заходит дальше, чем мужчина, хотя трудно себе представить падение ниже потери человеческого облика.

Наталья, видимо, приблизилась в своем падении к последней черте, даже небезгрешный Андрей не выдержал поведения жены, выставил ее на улицу — иди куда хочешь! По старой памяти пришла Наталья в Дудкино, верней, к тому, что от деревни осталось, походила туда-сюда и торкнулась к Савве:

— Пусти меня к себе пожить, я от мужа ушла, за коровой твоей буду ухаживать, еду тебе варить, а хочешь, так стану тебе женой.

Савва растерялся: то ли счастье ему привалило, то ли черт-те что. Он давно запретил себе думать о любви, не надеялся даже на мимолетную близость с женщиной, не было в его жизни того, о чем рассуждает теперь любая сопливая девчонка, смакуя вслед за эстрадными кумирами завозное слово «секс». Но несмотря на свою отталкивающую внешность, в душе-то он оставался нормальным человеком с нормальными мужскими потребностями. Немного подумав, он сказал:

— Ладно, живи…

Наталья, приняв вид расторопной хозяйки, подмела пол и, потупившись, попросила:

— Дай мне немного денег, тут один садовод, я знаю, торгует водкой, мне надо чуточку выпить, а то я постесняюсь лечь к тебе в постель…

Савва, поколебавшись, дал сорок рублей.

Ночью его впервые ласкала женщина, точней любовница. Наталья не брезговала его телом, во-первых, наверно, потому, что одна выдула потихоньку полбутылки водки, во-вторых, потому, что ночью, по присловью, все кошки серы, в темноте и урод за красавца сойдет.

Утром новоявленная хозяйка, сославшись на головную боль, выпила оставшееся в бутылке и пошла доить Машаню. Вернулась тут же с округлившимися глазами: